Владимир Першанин - Морпехи против «белых волков» Гитлера

– Девок бьют, — кричал Афоня Шишкин, — грозя «Юнкерсу» кулаком.

Подбежал к съежившемуся пареньку-часовому и, выдернув винтовку, раз за разом выпустил по самолетам пять пуль. Один раз попал точно, на капоте, возле мотора, сверкнула голубая искорка. Хоть и с запозданием, из гнезда, обложенного мешками с песком, ударил зенитный пулемет ДС-39. Длинная очередь прошила крыло «Юнкерса-87», заставив резко отвернуть в сторону.

Сзади налетел другой «Юнкерс» и спаренной очередью перехлестнул гнездо, разбив корпус пулемета и тяжело ранив девушку, командира расчета.

Но порезвиться немецким самолетам не дали. Афоня Шишкин садил пулю за пулей, сопровождая каждый выстрел матом. Паренек-постовой цеплял Афоню за штаны и просил: «Дяденька, отдай винтовку».

– Пошел на хрен, сопляк!

Фатеев прибежал с пулеметом Дегтярева и, встав за бетонную тумбу, ударил очередью бронебойных по кабине пикировщика. Стекло покрылось сетью мелких пробоин и трещин, замолчала кормовая спаренная установка. Никогда еще вражеским самолетам не оказывали такого ожесточенного сопротивления. Били из винтовок, автоматов ППШ, «томпсонов», трофейных МП-40.

Даже капитан-лейтенант Маркин стрелял из трофейной автоматической винтовки. За минуту выпустил все три магазина и закурил, азартно подбадривая ребят.

– Так их, сволочей! Думали, здесь, как по проспекту, гулять можно.

Один из самолетов завилял, видимо, повредило систему управления, и стал набирать высоту, рыская по сторонам. Другой «Юнкерс» уходил следом, оба кормовых пулемета задрались вверх, стрелок был убит или тяжело ранен. Исчезающую среди облаков пару провожали свистом и матом:

– Нажрались, суки!

– В следующий раз вообще без штанов оставим!

Но через считаные минуты веселье перешло в горькое чувство досады и сострадания к девушкам-зенитчицам. С ними зубоскалили при встречах, у каждой имелся свой кавалер, вспыхивали любовные истории, были ревность и расставания.

Сейчас их осталось в живых совсем немного. Спешно уносили раненых. Аля Величко, красивая медсестра, подруга Николая Слободы, тяжело дыша, лежала на носилках. Левая нога по голень была оторвана и перемотана бинтами, возле нее стоял растерянный политрук.

– Несите быстрее, — торопил врач из санчасти.

– Ей что, ногу ампутируют? — спросил Николай.

– Уже ампутировало осколками, — раздраженно ответил врач. — Нам только рану почистить остается и проследить, чтобы в живых осталась.

Маша Воробьева, в порванной гимнастерке, с закопченным лицом, шмыгнула носом.

– Вот и поженились, — тихо сказала она. — Кому Алька без ноги нужна?

Остальные зенитчицы промолчали. Слишком много они пережили за год войны, чтобы затевать пустые разговоры о любви и верности. Будущее покажет.

Досок на гробы не хватало. Разобрали навес, под которым обедали, выбили плахи из разбитой рыбацкой фелюги, старшина пожертвовал две запасные двери. Война. Выбирать не приходится.

За ночь выдолбили в каменистой земле яму, уложили в два ряда гробы и после короткой речи политрука Слободы тремя залпами проводили в последний путь боевых подруг и друзей.

«Кондор», четырехмоторный морской разведчик-бомбардировщик, заметно кренясь и дымя, пытался уйти на юго-запад. Громадина, длиной 24 метра и с тридцатиметровым размахом крыльев, он казался гигантом по сравнению с двумя нашими истребителями, упорно не выпускающими свою добычу. «Як-1», остроносый, вдвое превышающий по скорости «Кондора», поднырнул снизу и пронесся, выстилая перед собой пушечную трассу, направленную в один из двигателей.

«Як» выбирал для атаки, казалось, наименее защищенный участок огромного бомбера, сумел всадить в двигатель несколько снарядов и пуль, но, выныривая перед носом «Кондора», угодил под очередь носовой 20-милиметровой пушки. Снаряды вырвали кусок боковой обшивки, пробили дыру в крыле и встряхнули легкую машину с такой силой, что она крутанулась вокруг оси, грозя свалиться в штопор.

Но пилот сумел восстановить равновесие и вышел из-под огня. В контейнерах еще оставались снаряды и патроны, на дне бака плескался бензин. Упускать такую добычу было непростительно, тем более до границы с Финляндией оставалось всего ничего.

Второй истребитель, И-16 устаревшего образца, короткий, с корпусом, похожим на бочонок, немногим превышал скорость «Кондора». Однако И-16, или «ишачок», как его часто называли, превосходил по увертливости большинство самолетов того времени и, заложив крутой вираж, всадил с расстояния семидесяти метров еще одну очередь из своих скорострельных пулеметов в уже поврежденный двигатель «Кондора».