Анджей Мулярчик - Катынь. Post mortem

Черно-белая земля открывала очередные свои тайны, сокрытые в ее недрах.

Уложенные друг на друге тела с открытыми в немом крике ртами. Немой крик. Ибо и фильм был немой.

Ярослав стоял с окаменевшим лицом в сумерках осеннего дня в воротах. Вокруг люди стояли небольшими группками. Ежась под порывами ветра, они то и дело отворачивали головы от экрана, на котором двигались фигуры в белых халатах, носили останки на деревянных носилках…

Ветер рвал и трепал экран передвижного кинотеатра. Лопотание полотна иногда заглушало слова комментария, звучавшего из высоко установленных громкоговорителей. Возле костела Святого Войчеха стоял военный грузовик. Это на нем установили экран полевого кинотеатра. Из-за сильных порывов ветра натянутое на деревянную раму полотно словно стремилось оторваться и улететь вверх вместе с этими ямами, трупами, вместе с этой комиссией, члены которой склонились над прозекторскими столами и диктуют что-то для протокола…

Ярослав держал во рту незажженную папиросу. Он смотрел на эти изображения как на картины из собственного сна. Он смотрел как человек, который видит это уже не впервые, но он не окончательно уверен, насколько реальна эта картина, если ее видит тот, кто сам должен был быть в этих могилах. Он смотрел на разрытые ямы, на распарываемые мундиры, на руки, проверяющие карманы. На столах, как на витрине ювелирного магазина, лежат часы, портсигары, обручальные кольца, блокноты, снимки, идентификационные жетоны…

Люди, стоявшие вокруг него, собирались в группы, словно в одиночку они не в состоянии были противостоять этим сценам. На полотне экрана, которое трепал ветер, видна фигура Бурденко, рядом с ним элегантная дама. Это тоже было необходимо для пропагандистских целей: вот шеф советской комиссии водит по кладбищу барышню Гарриман, дочь американского посла. С платочком, прижатым к лицу, она стоит над пропастью разрытых могил. Но тут же на экране появляется другая женщина: Ванда Василевская что-то говорит, обращаясь к солдатам в польских мундирах…

Ярослав помнил тот день. Помнил и звучавший дискантом голос, несшийся сейчас из громкоговорителей: «В третий раз открыты катынские могилы. На сей раз для того, чтобы объявить миру чудовищную правду, свидетельствующую еще об одном немецком преступлении, совершенном против польского народа…»

Ярослав выплюнул незажженную папиросу. Он не заметил, как изжевал ее всю зубами. Он смотрел и не чувствовал, как руки его сжались в кулаки.

На экране продолжался парад мертвых. Разложенные на песке и снегу останки ожидают последней поверки. А голос Василевской, прерываемый порывами ветра, разносился от Сукенниц до Мариацкого костела: «Пленных, беззащитных людей убивали хладнокровно, спокойно и систематически. Выстрелом в затылок…»

Именно эти слова услышала Анна, выходя из антикварного магазина, где целый час составляла список книг, которые антиквар готов был взять у нее на продажу. На пороге Анну почти сбили с ног сильные порывы ветра и эти слова, которые гулко звучали из громкоговорителей: «Их бросили в общие могилы. Профессиональных офицеров, инженеров, врачей, более десяти тысяч польских интеллигентов, которых война облачила в военную форму…»

На какое-то мгновение Анна перестала понимать, где она находится. Каким образом она вдруг оказалась внутри того кладбища? Сначала она застыла в неподвижности, подняв вверх вуаль, чтобы лучше видеть то движение, которое происходило на экране. И потом уже, когда она ясно поняла, что это то самое место, Анна словно сомнамбула пошла в сторону грузовика, на котором был укреплен экран. Тогда ее и увидел Ярослав. Он медленно начал пробираться сквозь толпу согнанных сюда людей. Анна шла по мостовой, вглядываясь в эти черно-белые изображения. Она смотрела на тела жертв, которые на колышущемся от ветра экране производили такое впечатление, будто они пытаются подняться, сорваться с места, куда-то бежать…

Сквозь этот сильный ветер и моросящий дождик доносился женский голос: «Взывает к нам кровь катынского леса голосом сильным. Зовет нас к мести беспощадной и неумолимой…»

Анна шла одна, миновав пустые в эту пору ларьки цветочниц, она была все ближе к грузовику с установленным на нем кинопроектором. Ярослав не спускал с нее глаз.

На экране возникли столы с найденными предметами. Голос, доносившийся из громкоговорителя, звучал патетически: «Ни на минуту мы не должны забывать о страшной смерти наших братьев, которых сбросили в общую яму и которых потом извлекли из могилы, как выволакивают мертвых шакалы и гиены…»