Яков Давидзон - Орлята партизанских лесов

Гостей из Ленинграда встретили приветливо. Тётка не знала, куда усадить, чем угостить. Дядя Федос захватил Пашу своими рассказами из жизни животных.

— Жалко только, что лето такое короткое, — с сожалением сказал Паша сестре, когда они, наконец, улеглись спать. — Оглянуться не успеешь, как нужно будет уезжать.

— Ещё и отдыхать не начали, а ты заныл. Спи! — оборвала его сестра.

А через неделю началась война.

Когда в село вступили фашисты, время точно остановилось. Ленинград был где-то за линией фронта, и Паша вспоминал о родном городе тайком, потому что тётка её очень-то теперь была рада гостям. «Свалились на мою голову! Самим есть нечего!» — приговаривала она всё чаще. Паша и Гера беспрекословно выполнили любую, самую трудную работу, но тётка оставалась недовольной. Чем дальше, тем хуже. Чуть что не так, сразу хваталась за кнут. Паша успевал убежать, а Горе нередко доставалось за двоих.

В доме стали бывать немецкие офицеры. Своего мужа Федоса тётка заставила записаться в полицаи.

— Вот соберутся в доме фашисты, будут петь и гулять, а я — с автоматом через окно и тра-та-та! — шептал Павел сестре на ухо, когда, не чувствуя ни рук, ни ног от усталости, они укладывались спать. — А потом — в партизаны!

— Где это ты автомат возьмёшь? — охлаждала его пыл сестра.

— Где, где, — передразнивал Геру Павел. — Найду, всё равно найду! Однажды утром тётка разбудила их пи свет ни заря.

— Хватит спать, ишь разлёживаются! — закричала она, стаскивая одеяло. — Работать пора! Идите за мной!

Тётка привела Пашу и Геру в комендатуру. Геру отправили на кухню помогать повару, а Пашу приставили к печкам. В старинном особняке были высокие изразцовые печи. Они пожирали поленья, как ненасытные чудовища.

Немцы занимались делами, не обращая внимания на мальчугана, надрывавшегося огромными охапками дров. Паша не понимал по-немецки, различал только слово «партизанен». Часовой у входа теперь беспрепятственно пропускал Пашу по утрам в помещение, когда в нём ещё никого не было. Столы, правда, немцы аккуратно закрывали на ключ. Открыть их, подумал Паша, в общем-то пустячное дело. Да что толку — самые ценные документы оккупанты прятали в стальной массивный сейф, занимавший чуть ли не целый угол.

Иногда выходил посмотреть, как работает юный истопник, немолодой офицер с приветливым лицом. Но ни разу не обратился к Паше, и тот привык к его молчанию.

Каково же было Пашино удивление, когда немец однажды спросил на чистом русском языке:

— Так ты из Ленинграда, мальчик?

Паша даже опешил от неожиданности.

— Меня зовут Пауль, — продолжал немец. — Мне хотелось бы с тобой потолковать.

Он расспросил, где и с кем жил Паша в Ленинграде, в какой класс ходил. На следующий день Пауль снова заглянул в комнату.

— Ты — парнишка смышлёный, — сказал ему офицер. — Есть у меня к тебе дело. Походишь по сёлам. Будешь приглядываться, прислушиваться. Узнаешь что-нибудь о партизанах, запомни получше, где это было. Мы тебе напишем документ, будто бы ты родителей разыскиваешь. А выполнишь моё задание, получишь настоящий немецкий паёк.

«Эх, мне бы автомат, — с грустью подумал Паша. — Ишь, в шпионы меня записывает, гад!»

— Ты, мальчик, понял, что предстоит тебе делать? — спросил Пауль.

— Чего уж тут понимать…

— Вот и хорошо, мальчик. Я тебе и другой документ дам. Предъявишь его немецкому солдату или полицаю — они тебе помогут во всём. Главное же — присматривайся, запоминай подозрительных людей! Но знай, — с угрозой закончил Пауль, — если ничего не сделаешь, будешь строго наказан…

С партизанами Пашка Вершинин встретился в первом же селе, где попросился переночевать. Видно, хозяева сказали, что мальчик — сирота, ищет своих родных.

— Говоришь, сирота? Ну, что ж, поедешь с нами, Паша, — предложил старший по фамилии Деревянко.

Ему-то Паша и признался, что никакой он не сирота — просто родители его остались в Ленинграде. А здесь оказался не по своей воле, а по заданию.

— Вот так штука, — протянул Деревянко. — Ну, да пока помалкивай, завтра сам доложишь командиру, что там за фрукт такой выискался.

В отряде, в который Деревянко доставил мальчика, у Паши объявился земляк — пулемётчик-ленинградец Анатолий Васильев. Он встретил Вершинина, как родного, накормил, уложил спать.

Утром Пашу отвели к Алексею Фёдоровичу Фёдорову.