«Иллюминация небось им не по душе!» — подумал Никита Иванович, не отрывая глаз от самолета, стремящегося высвободиться из объятий прожекторных лучей. Хотелось, чтобы снаряд наконец угодил во вражескую машину и чтобы она красной и большой кометой пронеслась по темному небу. Но самолет летел и летел, то падая, то взмывая в небо, то уходя в сторону, то словно застывая на месте…
Тропинка вывела Никиту Ивановича к неширокой, мощенной булыжником дороге. Над канавой склонился поврежденный металлический километровый столб. Поленов приблизился к нему и с трудом разобрал цифру 15. Он не знал, что она обозначает, расстояние до какого места показывает. Но запомнил: а вдруг придется отыскивать парашют, находить место приземления?
Он пошел не в сторону передовой, где гремели орудийные раскаты, а в противоположную: штаб фронта, наверное, близко от передовой линии не размещается. И хотя фронт был недалеко, дорога, по которой он шел, была пустынной. Никита Иванович даже удивился этому. Лишь пройдя с километр, он понял, почему так тихо на дороге. На перекрестке он увидел знаки — красный крест и указатели — и понял, что шоссе предназначено для эвакуации раненых; сейчас больших боев не было, а поэтому-то здесь была такая тишина.
От перекрестка в разные стороны расходились четыре дороги. «Как в сказке-загадке: по такой-то пойдешь — туда-то попадешь!» — подумал Поленов. Но и впрямь он не знал, куда теперь идти. Местность была незнакомой, характерных ориентиров, чтобы сверить карту, не было. Опросить? А у кого? И кто ему ответит? Если человек окажется смышленым, заберет, поведет, как опаснейшего преступника. А Никите Ивановичу все еще хотелось явиться к полковнику без посторонней «помощи» — так оно будет лучше!..
Разбрасывая куски льда и черной скользкой земли, пронеслись танки. В ночной темноте, с закрытыми люками, словно управляемые не человеком, а какой-то магической силой, они казались еще более страшными.
Стал накрапывать дождик, спорый и колючий; дорога засветилась льдистой синеватой коркой.
На душе было тоскливо и неуютно. Вспомнилась Таня. Где она и что с ней? Может, и не в кинотеатре она? Посадили ее в настоящую тюрьму. Не вернется батька с задания — капут девчонке!.. О другом финале мечтал Никита Иванович: рухнет кинотеатр, похоронит эсэсовцев, а Поленов, Таня, Петр Петрович и Сашок уйдут в лес, к партизанам, укроются в лесной глуши, будут воевать и ждать возвращения своих. Получилось же иначе…
Захотелось поскорее узнать, что происходит там, в Шелонске. Если не знают здесь — поторопить, чтобы ускорили налаживание контакта партизан с Сашком и Таней, нельзя же оставлять людей на произвол судьбы.
А дождь шел все сильнее и сильнее. Но Поленову не хотелось покидать этот выгодный перекресток: авось покажется какая-либо машина.
Из-за лесной опушки заковылял газик-вездеход. «Не возьмут на легковую, — подумал Никита Иванович, — маломестный он!» И все же поднял руку. Машина остановилась. Четыре человека сидели в ней — двое плотных, приземистых, двое помельче ростом и полегче весом. Нет, не возьмут его!..
— В чем дело? — недружелюбно спросил командир, знаки различия которого Никита Иванович никак не мог разобрать через мутное стекло.
— Подъехать надо, да теперь вижу — не возьмете.
— Нет. И мест нет, и посторонних не берем.
Машина пахнула на Поленова едким дымом и пошла дальше. Но не прошла она и двухсот метров, как резко затормозила и остановилась.
— Старик! Иди сюда! — услышал Никита Иванович властный голос.
Он догнал машину. Из нее вышел плотный мужчина с четырьмя зелеными прямоугольниками в зеленых петлицах шинели. «Полковник!» — догадался Поленов и обрадовался, хотя это был и не его полковник.
— Куда собрался ехать, старина? — спросил офицер.
Никита Иванович оглянулся и, как будто его могли услышать, ответил приглушенно:
— Мне нужно в разведотдел штаба фронта, товарищ полковник! Очень нужно!
Быстрый взгляд метнулся по фигуре неказистого мужичка в заношенном пальтишке и в стоптанных, грязных сапогах, с большим мешком за плечами. Офицер сказал одно лишь слово: «Садись!» Никита Иванович поблагодарил и влез в машину, мешок он взял на колени.
Ехали молча. Долгое молчание нарушил полковник. Спросил дружелюбным тоном:
— С т о й стороны, старик? — И кивнул головой туда, где гремели пушки.
— С той, товарищ полковник.
— Понятно, старик.
Больше его ни о чем не расспрашивали. Но Никита Иванович заметил, что все смотрели на него теперь с сочувствием и уважением.
Читать дальше