Валентин Строкань - Чёрный иней

Немцы начинали новую атаку.

Прижимаясь к стене, Гревер скользнул влево по коридору, подобрался к аппендиксу. Заглянул за угол — пусто, только двери скрипели и качались на ветру. Он мог идти. Но куда? И зачем?

Двинулся дальше. Слева распласталось чьё-то мёртвое тело. Он узнал Эрслебена. «Вот он — конец... Долго ли ещё?..»

То, что он задумал, было бессмысленным. Но он хотел это сделать. Не ради кого-то — для себя. «Акт очищения?..»

Слева размеренно тарахтел пулемёт. Надолго ли его хватит?

Он достиг отсека, где держали пленных англичан. Протянул руку к замку, но прервал движение на полпути, заметив, что дверь незаперта. Скверное предчувствие шевельнулось внутри.

Справа снова разгоралась стрельба, и по коридору пролетали шальные пули. Слева промелькнула чья-то спина. Лангер? Сдаётся он... А вокруг — никого. Он толкнул дверь и проскользнул внутрь, держа пистолет наизготовку.

Зрелище, представшее перед глазами Гревера, заставило его вздрогнуть. Весь отсек был забрызган кровью, трое англичан разметались в луже крови. Он закрыл глаза, не выдержав жуткого зрелища, — их, безоружных, расстреляли в упор, превратив в кровавое месиво... С метрового расстояния... Пули рвали их и тогда, когда они были уже мертвы... «Не может быть! Кто? Лангер? Зачем? Прочь! Быстрее!..»

Он бросился туда, где только что мелькнула спина Лангера. Впереди, у самой двери, скрытой от него изгибом коридора, взорвалась граната, послышался чей-то вскрик, пулемёт захлебнулся. Он прыгнул вперёд и вправо, к тамбуру. Привалился к косяку, втягивая ноздрями тротиловую вонь, расползавшуюся по углам. Сердце билось в бешеном ритме, заломило в висках. Рванул двери тамбура и увидел — в развороченном проломе возник чужой медвежий силуэт. Лангер, прятавшийся за стеной, с размаху опустил автомат на голову десантника. Великан со стоном упал на колени, вытянулся у ног Лангера, рядом с двумя мёртвыми пулемётчиками. А врач не бросился к опрокинутому пулемёту, не начал стрелять в отверстие, он медленно, без опаски, словно рисуясь своим безразличием к тем, кто сквозь пролом должны сейчас ворваться в барак, побрёл к красному...

«Там больше никого нет, — догадался Гревер. — Никого. — Эта мысль развеселила его. — Какой идиотизм! Но почему их так мало?..»

Наклонившись, Лангер приблизил автомат почти вплотную к затылку человека, неподвижно лежавшего ниц, и лишь теперь немного повернув голову и, глянув исподлобья, заметил замершего на пороге тамбура Гревера. Их глаза встретились, и обоим показалось, что они всё друг о друге поняли. Рука Гревера легко подняла парабеллум, движение было почти инстинктивным. Он выстрелил лишь раз. Пуля вошла Лангеру точно посредине лба.

«Палач», — едва шевеля губами, произнёс Гревер и, резко развернувшись, бросился к своему кабинету.

На полпути из жилого отсека вдруг выпрыгнул красный — едва не сбив его с ног. Он даже успел поднять автомат, но Гревер, отлетевший к противоположной стене, успел выстрелить раньше. То, что происходило за спиной, его уже не интересовало. В душе возникло ощущение лёгкости, несерьёзности всего — боя, экспедиции, жизни. Он даже не успел прислушаться к этому новому ощущению, лишь удивился воспоминанию о том, как его рука импульсивно направила пистолет в лоб Лангера и палец дёрнул за крючок. Он внезапно осознал, что через всё пережитое на поверхность прорвалось решение.

Гревер ощутил, как внезапно заныли зубы.

Старшина медленно приходил в сознание. Голова гудела так сильно, что ему казалось, будто он внутри огромного колокола. «И приголубил же меня какой-то фашистик... Едва мозги не вышиб... Почему же не добил? — он насилу открыл глаза. — Где это я?..»

Вспомнил, как рвались из дверей пулемётные трассеры и им с Назаровым пришлось залечь в снег...

— Кто бы мог подумать, что этот вонючий хлев набит такой поганью! — Назаров, сдерживая стон, пытался шутить. — Оказывается, там фашисты.

Вспомнились злость и отчаяние: без гранат не было чем подавить этот чёртов пулемёт.

Старшина бросил тело вправо и пополз, начиная обходной маневр. За спиной стучал назаровский автомат. В поредевшей белой завесе мелькали фигуры своих, атаковавших боковой вход.

Неожиданно слева, прочертив большую дугу и оставляя за собой вихрь белой пыли, на поле боя ворвались накренившиеся нарты, едва державшиеся на полозьях. Их тянули шесть измученных, истерзанных и окровавленных собак, а в нартах угадывалась человеческая фигура, бессильно свесившаяся набок. Сделав резкий поворот на узком пятачке перед бараком, обессиленные псы опрокинули нарты и зарылись в снег. Немец вывалился на вираже и теперь лежал шагах в двадцати от старшины. Он не шевелился. «Откуда их черти принесли? С кем из наших пересеклись их пути?.. Потом выясним... Время, время!..»