Федор Галкин - За рычагами танка

Рагозин взял ключ и передал его Мягкову, потом, не скрывая обиды, продолжал:

— Это какой мне интерес врать тебе? А полез потому, что дня три до сенокоса я помогал Андрею Ивановичу жатку налаживать, у них с косилкой одинаковый передаточный механизм. Когда открыл картер, пролив при этом часть масла, увидел, что на оси шестеренки нет гайки крепления. Не оказалось ее и в масле, оставшемся в нижней половине картера. Что я мог сделать без гайки? На стан пришел уже в сумерках, ребята поужинали, легли спать на душистом сене. Быстро проглотив оставленный мне ужин, я лег под стожок. Но сон не шел. Лезли в голову всякие мысли. Решил было даже побежать в косилке и попробовать вместо гайки намотать проволоку, да вдруг вспомнил, что в кузне среди железного лома я видел ящичек с разными болтами и гайками. Вскочил я из-под своего стожка, перемахнул через спящих ребят и побежал на усадьбу, совсем не думая, что до нее около двадцати верст.

До кузницы добрался уже утром, нашел гайки, нанизал их на проволоку — и ну обратно в луга. Еле доплелся, душа из тела вон. Только напрасно я таскался. Ни одна из гаек в связке не подошла. А сама гайка крепления лежала рядом в траве. Так что в нашем деле аккуратность да осмотрительность — главное дело.

Наконец генератор и коробку отремонтировали.

— Сейчас броню набросим, — довольно потирал руки Рагозин, — и машину можно обкатать вон там в балочке. Кстати и аккумуляторы подзарядятся. А завтра — на Умань! И не пешим по-танковому, а в полной боевой!

— Ты, механик, прикорни пару часов, выдохся небось, за дорогу, а завтра в дело, — настаивал башнер. — В бой усталому идти не дело, тем более на командирской машине. А опробовать машину мы и с ремонтниками опробуем…

— Нет уж, Василий Агеевич, опробовать машину после ремонта дозволь самому. Шестеренки-то коробки поставили приработавшиеся, а главный вал старый. Я должен сам прочувствовать, как будет вести себя коробка. Усталому в бой идти худо, а на неопробованной машине еще хуже. Отдохнуть успею и ночью.

На следующий день танкисты наступали на Умань. Еще в районе Ольховатка, Поповка Рагозин, идя на своем танке впереди батальона и пересекая небольшую балочку, вдруг крикнул:

— Товарищ комбат! Справа пушка! — И, не дожидаясь команды, рванул правый рычаг на себя. Тридцатьчетверка, повинуясь воле механика, понеслась вправо. Через считанные секунды она прошлась по орудию с треском и лязгом, вдавив его в грунт вместе с частью расчета. Двое из гитлеровцев бросились было бежать, но Волков успел нажать на гашетку курсового пулемета и длинной очередью срезал обоих.

— Везет тебе, Рагозин, на таран, — заметил комбат, когда механик, развернув машину, стал рассматривать в открытый люк то, что осталось от противотанковой пушки.

— «Повезло» бы нам всем, если бы фашисты успели развернуть пушку градусов на двадцать влево: вне сектора обстрела мы были, когда я заметил ее. Развернуть они ее пытались, да не успели. Через секунду прошили бы нас навылет даже в лоб, не то что в борт.

— Правильно действовал, Иван, иначе бы мы с тобой уже отвоевались, — заметил капитан. — А ты все сокрушался, что так ни одного фашиста лично и не убил. Можешь этих двоих, что под гусеницы ушли, считать своими.

— Нет, товарищ комбат, это опять-таки коллективные, а мне самому хочется фашисту в глаза посмотреть, каков он один на один.

Комбат осмотрелся кругом и заметил:

— Не пойму только, почему тут вдруг одно-одинешенько противотанковое орудие оказалось.

— Не одно-одинешенько, товарищ капитан. Видите, вон за полосой кустарничка свежая насыпь брустверов. Там, видать, пехота притаилась, верно, заслоны выдвинуты, — проговорил Рагозин, показывая на кустарник справа.

— Пожалуй. Ну черт с ней, с пехотой. Наша пехота с ней и разделается…

10 марта, не выдержав натиска наших войск, гитлеровцы начали отступление, вскоре перешедшее в беспорядочное бегство. Сотни искореженных машин и другой когда-то грозной боевой техники устилали путь отступления гитлеровцев от Умани.

7 апреля, потеряв в упорных боях несколько десятков танков и САУ, танкисты 5-й гвардейской танковой армии были выведены из боя в район Бельцы. Здесь начался ремонт, прибывало пополнение личного состава и боевой техники.

Рагозин развернул свою деятельность и здесь: он с увлечением стал натаскивать молодых механиков-водителей, делясь своим опытом.

— Смелее берись, — говорил он, передавая из своих закорузлых рук рычаги управления новичку механику. — Машина любит, когда с ней на равных разговаривают, когда в твоих руках уверенность чувствует. Дрогнули руки, сдали нервы, — занесет. А противнику того и надо — любит он слабонервному механику-водителю в борт болванку всадить. Из-под огня командир выходить прикажет, старайся зад не показывать: корма — вещь уязвимая. Пользуйся задней передачей и огнем, а когда подальше уйдешь, тогда уж и разворачивайся. На таран иди смелее, только перед самым ударом не забудь о сцеплении, а то порвет. Инерцию используй, а не силу мотора. Мотор только для разгона, а перед самым ударом выключай сцепление, тогда противнику хана.