Иван Черных - Штопор

— Давай.

Вот тут-то и начали сбываться предсказания бортового инженера: вначале появился сбой в изображении «картинки», а когда штурман попытался устранить неисправность, экран погас совсем.

— Плохи дела, командир, — со вздохом доложил штурман. — Похоже, новинка наша сдохла совсем.

— Не паникуй, Геральд, — как можно веселее поддержал штурмана Николай. — Вспомни инструкцию, взвесь не торопясь, что могло случиться, и только тогда начинай действовать…

Но ни веселое ободрение, ни чертыхания штурмана после каждой попытки положительных результатов не давали.

А облака под крылом становились все плотнее, поднимались выше и спрятали все звезды.

Штурман проверил каждый разъем проводов, каждый штекер, каждую муфту, переключал станцию с одного канала на другой — экран не подавал признаков жизни.

— Все, командир, мои силы и знания исчерпаны. Что будем делать?

Действительно, что? Ракету где попало и как попало не сбросишь, и садиться с ней равносильно самоубийству — колеса лопнут, как воздушные шарики.

— Может, на твое Карасиное озеро сбросим? — пошутил Николай.

— Исключено, — не понял шутки штурман. — В такую облачность ночью без радиолокационного прицела на него не выйти. Да и не разрешат…

— Это точно, — согласился Николай. — Что ж, коль не умеешь с новой техникой обращаться, давай старым, дедовским методом обратный курс рассчитывай.

— Домой? — Мальцев, чувствовалось, очень расстроен и оптимистического тона командира не уловил.

— Нет, к теще на блины. У тебя хорошая теща?

— Не очень, — догадался наконец штурман, какое решение принял командир. — Жадная дюже.

— Тогда полетим к моей, моя, правда, сварливая, но не жадная.

— А что все-таки с «начинкой» будем делать?

В простых ситуациях штурман соображал лучше, отметил Николай.

— Оставим на память. Как дорогой сувенир.

Мальцев помолчал, потом нетвердо посоветовал:

— Надо как можно больше выработать топлива.

— Соображаешь, — усмехнулся Николай. — Вот на обратном пути и выработаем. А если кто боится посадки с нашей игрушкой, разрешаю воспользоваться парашютом. Место можете сами выбирать; выведу точка в точку…

Юмор командира, кажется, успокоил членов экипажа, разговор по СПУ оживился, штурман дал обратный курс. А чтобы окончательно развеять его мрачные мысли, Николай сказал, что поднаберет высоту, и Мальцев пусть потренируется в астронавигации, заодно уточнит курс домой.

Подчиненные поверили ему, а он вдруг засомневался — с таким грузом еще не приходилось садиться. Малейшая неточность — и аварии не избежать. Было бы лето, можно покружить бы до утра — в светлое время садиться легче и проще, а ночью да еще при такой плотной и низкой облачности… Хорошо еще, что Сташенкова убрали, тот и хорошей посадкой не удовлетворился бы. «Снова возвращение с маршрута, и снова отказ. Дорого ты нам обходишься, товарищ Громадин».

И вправду, немало неприятностей отряду доставил Николай. Везет как утопленнику: то одно откажет, то другое. Почему?.. А у других? У других получше, но тоже не все гладко. Хотя, ничего в том и сверхъестественного — они же испытывают новое оружие, новую технику. А в новом деле трудно предусмотреть все. И своему особому невезению Николай нашел оправдание: задания-то он выполняет наиболее сложные. И на душе сразу полегчало…

До своего аэродрома топливо не выработали — вернулись-то с половины маршрута, — пришлось кружить над аэродромом. И никогда еще Николай такого утомления от полета не испытывал, так не уставал: несколько часов бесцельного утюжения воздуха, однообразные развороты на девяносто градусов влево, непроглядная тьма измотали его вконец. И лишь когда топливные баки опустели на три четверти, Николай повел бомбардировщик на посадку.

Вспыхнули прожекторы, освещая скользкую от прошедшего недавно дождя полосу, что, несомненно, усложнит посадку — эффект торможения будет незначительным, а инерция тяжелого корабля большая. Николай прикинул угол снижения — для нормального полета самый раз, а для этого чуть великоват, надо посадить до «Т», а не рядом, чтобы осталось больше ВПП на пробег. Убавил обороты двигателей и, когда бомбардировщик вошел в луч первого прожектора, затянул рычаги до отказа.

Скорость заметно упала. Нос самолета пошел вверх, слева и справа замелькали посадочные огни.

Бомбардировщик неслышно коснулся колесами земли и, замедляя бег, покатился в конец взлетно-посадочной полосы.