Эдуард Володарский - Штрафбат

Теперь они двигались на большом расстоянии друг от друга, осматривая каждый куст и траву перед ногами. Солнце стояло в зените и сильно припекало. Все чаще стали встречаться болотистые места, в окнах воды плавали разлапистые листья кувшинок. Шедший впереди Родион Светличный длинным шестом прощупывал мох и воду, выбирая места понадежнее. Ноги провались в болотную жижу почти по колено, и вытаскивали их с трудом, с чавканьем и хлюпаньем.

— Дальше сплошь болото… гиблое место… — тяжело дыша, сказал Светличный.

— Потонем мы тут… — обреченно вздохнул Степка Шутов.

— Ты шагай давай. Твое дело телячье.

Когда прошли немного, Глымов остановил Самохина и Светличного и сказал негромко, указав глазами на Шутова:

— Этого любовника, мать его, берегите. Не дай бог чего с ним стрясется — без переводчика останемся.

А через несколько шагов Глеб Самохин неожиданно провалился по пояс. Чем больше размахивал он руками, цепляясь за мох, тем глубже его засасывало. Глымов, пристроившись на высокой кочке, протянул ему шест. Леха Стира кинулся помогать.

Вдвоем они вытащили Самохина на твердое место. Тот едва переводил дух, глаза были перепуганные.

— Танки тут не пройдут, — оглядываясь, проговорил Светличный, — и артиллерия тоже…

Он внезапно остановился и поднял вверх руку. Шедшие за ним замерли на полушаге.

Из зарослей вышла лосиха с маленьким лосенком. Остановилась метрах в десяти от разведчиков, чутко повела мохнатыми нежными ноздрями, задрав большую комолую голову. Пепельно-серый лосенок от ощущения полноты жизни весело взбрыкнул задними ногами и поскакал к лесу. Лосиха медленно двинулась за ним.

Разведчики с кривыми ухмылками переглянулись, утерли рукавами мокрые лица. Жора сказал:

— Жареная на костре лосятина — вкуснее жратвы на свете не бывает.

— Человечина повкуснее будет, — отозвался Глымов, когда они снова тронулись в путь. Болото осталось позади, впереди чернел лес, идти стало легче.

— Чево-о? — Степка Шутов от удивления даже рот открыл. — Пробовал, что ли?

— Довелось… — Глымов размеренно шел вперед, раздвигая рукой ветви, не оборачивался.

— Как это? — не выдержал Жора. — С голодухи, что ли?

— С нее самой…

— Н-да-а, с тобой, Антип Петрович, не соскучишься, — подал голос Светличный. — Как же можно человека есть?

— Как, как! — раздраженно проговорил Леха Стира, вступаясь за своего пахана. — К примеру, в побег идут двое, а третьего уговаривают, как бычка… подкармливают его…

— Как это подкармливают? — опешил Степка Шутов и даже остановился.

— Ну, чтоб упитаннее был. А потом в тайге, когда совсем оголодают, «бычка» этого прикончат и едят всю дорогу. Покуда к обитаемым местам не выйдут. Я правильно объяснение дал, Антип Петрович?

Глымов не ответил.

— Нет… это же кошмар какой-то… — Степка Шутов не верил своим ушам.

— Давай на тебя погадаю, Шутов? Может, тебе такая судьбина выпадет?

— Да пошел ты к чертовой матери, сволочь! Ты хоть соображаешь, о чем говоришь?! — истерично заорал Родион Светличный. — Вы же не люди! Вы… вы хуже зверей!

Глымов резко развернулся, подошел к Светличному вплотную, так близко, что их лицо почти касались друг друга:

— Ты, я слышал, коллективизацией в Орловской губернии командовал. Было такое?

— Д-да… я был представителем ЦК партии, но я…

— По твоему приказу все отбирали… до последнего зернышка? Гнилую картошку и ту забирали…

— Ликвидация кулачества как класса — это была генеральная линия…

— А моя мать двоих детишков своих убила, чтоб оставшихся прокормить… — Глымов проглотил ком в горле, кадык на шее дернулся, под скулами набрякли желваки. — Я своих братишек ел, а ты… сука подлючая… хлеб да сметану жрал, которые у меня отнял…

— Я повторяю, я был представителем ЦК партии и выполнял инструкции… — начал снова оправдываться Светличный. — Это революция…

— Чтоб люди от голода друг дружку ели — такую ты мне революцию устроил? — прохрипел Глымов. — Я таким, как ты, мамку свою, братьев своих, которых я ел, дом и землю, которые вы у меня отобрали, добро последнее… подыхать буду — не прощу… На этом и на том свете не прощу… я вас тоже… зажарю и буду жрать… — Глымов даже вставными железными зубами лязгнул, глядя в глаза Светличному. Потом резко развернулся и пошел вперед.

Потрясенный Светличный застыл, словно в столбняке.

— Пошли, уполномоченный ЦК! — хлопнул его плечу Леха Стира. — Лекция о революции закончилась.