Владимир Михановский - Прыжок над бездной

Командир оказался прав: передышка у партизан была недолгой. Оправившись от первого шока и перегруппировав силы, фашисты снова двинулись на позиции защитников полигона. Впереди колонны шел тот же танк, который возглавлял атаку и в первый раз. Его легко было заприметить по высокому металлическому стержню, который торчал над башней.

– Интересно, зачем ему эта штука? – поинтересовался Сенечка, досылая патрон.

– Переговаривается, наверное, с другими танками, – ответил кто-то.

– Едва ли, – покачал головой Сенечка. – На других ведь танках такого стержня нет.

– Ты лучше за автоматчиками гляди. Вон, два солдата за кочкой прилегли. Врешь, не уйдешь!

Несмотря на отчаянный огонь партизан, гитлеровцам на этот раз удалось довольно близко продвинуться к их позициям. Повалил снег, видимость сразу ухудшилась. Судить о местоположении врага можно было только по мгновенным вспышкам огня. Положение становилось угрожающим.

– Как дела, ребята? – спросил Аникеев, спрыгнув в наскоро отрытый окопчик.

– Трудимся помаленьку, Николай Николаевич. – Ответ простуженного наводчика прозвучал совсем по-штатски.

– Плохо трудитесь, – зло бросил Аникеев. – Ни одного танка не подбили.

Командир взял противотанковое ружье и принялся сам прицеливаться. Делал он это, как показалось солдатам, бесконечно долго. Вспышки выстрелов, которыми танк отмечал свое продвижение, неуклонно к ним приближались.

Скорее интуитивно почувствовав, чем увидев, что танк на мгновение подставил им бок, Аникеев выстрелил. Неясное пятно перед ними замерло. Затем – что за чертовщина! – начало вспухать, увеличиваясь в размерах.

– Дым! Он горит! Подбили, братцы! – завопил кто-то из расчета.

Из-под дыма, окутавшего вражеский танк, показались языки пламени, слабо освещая картину вечернего боя.

– Следите за автоматчиками и танкистами! – крикнул командир.

Несколько солдат, следовавших за танком, метнулись в сторону, но их срезала длинная очередь из соседнего окопа. Люк открылся, из него показалась худощавая фигура в черном мундире, освещенная багровым, чадным пламенем, которое разыгралось вовсю.

– Добро пожаловать! Этот мой, – заметил Сенечка и снял его одиночным выстрелом.

Раздался сильный взрыв, далеко отбросивший башню танка вместе с антенной. Партизаны приветствовали первый подбитый танк нестройным «Ура!» Победа, пусть небольшая, вызвала всеобщее воодушевление, и комиссар подумал, что когда-нибудь из таких малых успехов, завоеванных упорством и кровью, сложится одна великая победа.

Впрочем, праздновать успех партизанам было рано. Несмотря на потери, фашисты продолжали ожесточенно рваться вперед. Поднялся ветер, закружилась поземка.

Командир старался держаться бодро, но голову его сверлила неотступная мысль: что, если он принял неверное решение и зря загубил вверенный ему отряд?

Ближняя по флангу огневая точка партизан вдруг смолкла. При свете догорающего вражеского танка было видно, как пулеметчик упал навзничь, раскинув руки.

Из дальнего окопчика выскочил комиссар и, сделав пробежку по открытому месту, припал к умолкшему пулемету. Долгая прицельная очередь заставила залечь цепь фашистских автоматчиков. Через несколько минут комиссара сменили, и он подбежал к командиру.

– Николаич, еще не поздно. Давай спасать отряд. Я могу возглавить прикрытие, а ты уводи тех, кто остался, через болото в лес. Сколько нужно, продержусь.

– А полигон фрицам оставить?

– Да черта ли в нем, в том полигоне? – взорвался комиссар. – Разве сам не видишь, что никакой ценности он не представляет? Самолет разве что. Так его взорвать можно.

– Не в самолете дело, Вася, – сказал командир. – Режь меня на куски, не знаю, что им здесь нужно, но они рвутся именно на полигон. Значит, наша задача – лечь костьми, но не пустить их сюда.

– Кремень ты, – пробормотал комиссар.

– А у нас вся порода такая, – усмехнулся Аникеев.

Метель немного улеглась, показался огрызок луны. Командир увидел скорбное, осунувшееся лицо Иванова, изборожденное глубокими морщинами, и подумал, что Василий Петрович, в мирной жизни агроном, далеко уж не молод.

– Решайся, Коля, – сказал комиссар, неверно истолковав его молчание. – Я прикрою, не сомневайся.

– Мой приказ остается в силе. Об отходе не может быть и речи, – жестко произнес Аникеев. – Побудь здесь вместо меня, – добавил он и, сутулясь, зашагал к бункеру. Вокруг посвистывали пули, одна чиркнула об рукав ватника, тот затлел. Командир притушил рукав снегом, подумав, как о ком-то постороннем: «И впрямь заговоренный…» И еще он подумал, идя к радистке, что, быть может, легче и проще погибнуть самому, чем нести ответственность за жизнь и судьбы десятков людей, целиком и полностью доверенных ему.