Иван Куц: Годы в седле

Танкушич, хоть и владел русским языком лучше других своих соотечественников, говорил мало, больше работал — ремонтировал оружие.

Как-то в теплушку притащили видавший виды станковый пулемет «максим». Его прихватили в Ташкенте. Попробовали — не стреляет. Решили: пусть стоит на открытой платформе для устрашения. А когда узнали, что в эшелоне есть слесарь-оружейник, доставили к нему. Танкушич расстелил брезент, вынул инструмент, начал искать поломку. К нему присоединился Сабо. Когда понадобилось сварить лопнувшую боевую пружину, Сабо на остановке перебежал в вагон артиллеристов — у них имелась походная кузница. Через перегон вернулся, показал деталь Танкушичу. Тот удовлетворенно мотнул головой, подправил напильником и поставил на место.

На степном полустанке командир отряда Василий Степанович Гуща прошел к паровозам. У нашей теплушки задержался, спросил Плеханова:

— Как чувствуют себя венгерские товарищи? Не обижаете их?

— Что вы! Нас теперь водой не разольешь! Смотрите, какую штучку Танкушич отладил.

Гуща заглянул в вагон и, увидев тупое рыльце пулемета, шутливо отпрянул.

Плеханов довольно заулыбался.

— Вещь нужная, — посерьезнев, заметил Гуща. — А ну-ка давайте ее сюда, товарищ Танкушич. Стоять нам здесь минут сорок. Вот и посмотрим, какой вы есть мастер.

Не раз на таких вот безлюдных полустанках Василий Степанович устраивал занятия. Мы учились ползать, окапываться, подниматься в атаку и, конечно, стрелять.

Тактика определялась тогда характером «эшелонной войны». Боевые действия в Туркестане велись обычно в узкой полосе вдоль железной дороги, лишь изредка захватывая близлежащие города и кишлаки. Поезд был и жильем для отряда, и транспортным средством, и тыловой базой, и лазаретом. Открытую платформу, окаймленную тюками прессованного хлопка, с пушкой, двумя-тремя пулеметами мы называли бронепоездом. А такую же платформу, но без орудия — разведывательной летучкой.

Эшелон чаще всего тянули два паровоза. Если путь был опасен, передний локомотив с платформой-крепостью уходил вперед, выполняя роль авангарда. Второй же на некотором удалении тащил следом все остальное.

При встрече с противником главные силы отряда подтягивались и разворачивались по обе стороны железнодорожного полотна. В бой вступали все — от командира до повара. Врачи, фельдшеры, санитары тоже были вооружены и в трудные минуты становились бойцами.

Вот в такой обстановке и учил нас действовать Гуща.

На этот раз командир ограничился стрельбой из отремонтированного Танкушичем «максима». Сабо выкатил его на пригорок, вставил ленту. Гуща показал на пачку щитов, серевшую возле телеграфного столба:

— Очередь десйть патронов. Огонь!

Сабо прицелился, нажал на гашетки. Снежные султанчики взметнулись у самого штабеля. Недолет. Сабо сделал поправку, и пули легли точно в цель.

Гуща, довольный, что в отряде неожиданно оказался еще один «максим», крепко пожал руку Танкушичу. Потом обернулся к Сабо:

— Назначаю вас начальником пулемета. Помощников подберите сами.

«Максим» пока остался в нашем вагоне. Научиться владеть им желали многие. И Сабо никому не отказывал в помощи. Серьезных стычек с белоказаками не было почти до самого Оренбурга. Заставы, которые они оставляли на станциях, рассеивала наша артиллерия.

На одной из станций удалось захватить трофеи — десятка два строевых лошадей. Появилась возможность создать при отряде команду конных разведчиков. В нее вошли бывший драгунский унтер-офицер Пархоменко, старые кавалеристы Дыгус, Жидяев, природные джигиты Азимбеков, Джурабаев, Ашуров, Кахаров, Хабибулаев. Попросились туда и венгры. Лишь Сабо предпочел остаться пулеметчиком.

Я тоже получил коня. Но обращаться с ним не умел. Сказать по правде, даже побаивался его. К таким по распоряжению Гущи прикреплялись «наставники». Я попал под опеку Федорова.

Уже на подступах к Оренбургу командир отряда приказал «всем, кто верхи», обойти белоказаков, которые завалили шпалами полотно дороги, и налететь на них с фланга и тыла. Но маневр почему-то не удался. Пришлось лошадей оставить в балке и вести бой в пешем строю. К счастью, подоспела наша «бронеплощадка». Несколькими шрапнельными выстрелами она сбила противника с его позиций.

Гуща отругал Пархоменко за неумелые действия и особенно за то, что мы не захватили «языка».

Эшелон медленно двинулся к городу, ежеминутно рискуя напороться на засаду. Однако все обошлось благополучно. Местные рабочие-железнодорожники сумели овладеть станцией Оренбург. Это облегчило задачу красногвардейских отрядов, наступавших со стороны Самары. 21 января 1918 года при поддержке подразделений, прибывших из Туркестана, они разбили белоказаков. «Оренбургская пробка» была ликвидирована.