Николай Краснов - Живите вечно.Повести, рассказы, очерки, стихи писателей Кубани к 50-летию Победы в Великой Отечественной войне

Возвращаясь на КП, я проскочил голые, во всех направлениях простреливающиеся возвышенности, сбежал в буерак, где мне в общем уже ничего не грозило, кроме случайного снаряда и шрапнельных хлопков вверху: шпак!., шпак!., шпак!.. Всерьез я их почему‑то не воспринимал, красиво смотрелись, ватные такие подушечки… Короче, я был уже почти «дома».

Но тут наплыла, гнусавяще подвывая, очередная волна бомбардировщиков, замельтешила черно-белыми крестами на крыльях — и началось! Целили в основном в две установки «катюш», только что давших свой железно — шипящий, восхитительно громыхающий залп.

Скатился в ближнюю щель и всем телом припал к спасительной земле. Она крупно дрожала, терзаемая градом бомб, и меня трясло вместе с нею. Казалось, этому кошмару не будет конца. Черт побери, меня угораздило попасть в самый эпицентр бомбежки! Но вот «юнкерсы» отбомбились и улетели. Только я собрался выскочить из своего убежища, как заметил вдруг, что тронутый рукой подсохший песок бруствера начинает тихо оплывать, а вместе с ним плывет и небольшая невзорвавшаяся бомба. Не соображая, что делаю, сорвал с головы пилотку и попытался вжать бомбу в песок (голой рукой однако

не посмел).

Бомба, похоже, остановилась, и я враз выпрыгнул из щели. Убегая, ощутил спинои, как уже изрядно позади всколыхнулась земля: что‑то там все же рвануло, скорее всего та самая бомба, скатившаяся в щель. То ли была замедленного действия, то ли ей как раз не хватало этого дополнительного толчка…

На КП прибежал, ощущая тягостну(о дрожь в коленях, она никак не могла уняться.

— На тебе лица нет, — участливо сказала красивая чернявая медсестра Лида Черновол, недавняя студентка, кажется, Харьковского медицинского института (если только был в Харькове такой институт до войны). Она протянула кусок колбасы, а то когда еще горячее будет, да и подвезут ли его вообще. Вчера кухня так и не появилась, ели кем‑то как‑то сваренную конину, довольно жесткую, в покалеченных, убитых лошадях недостатка не было. Однако ели ее плохо, скорее всего с непривычки. Да и не хотелось есть, до того ли. Но колбасу все‑таки взял — приятно было, что поделилась именно Лида, признанная красавица…

Сообщил угрюмо:

— Попал в бомбежку около «катюш».

Вдаваться в подробности не стал, да и зачем было толковать о том, что через пяток минут повторилось, правда, по несколько отличному от недавнего сценарию.

Сначала «юнкерсы» бомбили батареи тяжелых минометов неподалеку — и нас как будто это не касалось. Бомбы перелетали через КП — знай только следи с облегчением, что, кажется, и теперь мимо…

Ф — фу, улетели и эти, но один почему‑то остался. Сделав круг, он чуть не долетая, вполне неожиданно для нас завалился вдруг на крыло, и я еще успел увидеть в нараставшем, почти физически уплотнявшемся, как бы даже зримом вое сирен (прикрепленных к крыльям для дополнительного устрашения) оторвавшуюся от самолетного брюха чернильную капельку бомбы.

Что‑то внутри как бы стронулось: уж эта — твоя! Эта — по точному адресу! Рухнул на дно щели, сверху свалились, ужав меня, еще трое или четверо. В тот же миг что‑то коротко и тупо качнулось (взрыва не слышал), землю словно бы мгновенно провернуло вместе с нами в чертовом;:олесе — и странная, болезненная, с нудным где‑то писком пала тишина. Вероятно, отключилось сознание, был какой‑то обрыв, а когда очнулся — в горле удушливо першило от пыли и песка. И полное ощущение раздавленности, лицо в мокром, в слякоти, но я еще не хотел думать, что это кровь…

Когда дивизионные саперы, оказавшиеся поблизости, разгребли землю над нами, разбросали комья, и я, размазывая по лицу слезы и кровь, огляделся, мне стала ясна картина происшедшего.

Летчик был безусловно ас. Видно, имел право на свободный поиск и выбор цели. Но, скорее всего, на сей раз имел задание как раз относительно нашего КП. Не зря же накануне тут «рама» настырно летала, разведчик «фокке — вульф», а мы тем временем натягивали у нее на виду на свежевырытые щели белую зимнюю маскировочную сеть, других не было. Набросали сверху перекатиполя, ковыля, сухой травы всякой, однако никого не обманули. Бомба немецкого удальца попала точнехонько между двумя щелями, в перемычку между ними, в самое «яблочко». Образовалась одна сплошная воронка. Взрывная волна с осколками ударила с рассеянием вверх, а мы оказались внизу как бы в мертвом пространстве. Что нас и спасло — всех, за исключением, кажется, красноармейца — телефониста, его, верхнего, и в щели достало…