Виктор Бычков - Везунчик

– А слободские еще с вечера прошли сквозь нас в сторону леса. Говорили, что немец должен отбивать деревню, так все и покинули свои дома, – Фекла прижимала руки к груди, поворачивалась то к одному, то к другому. – Страсти какие! Я как услышала сегодня выстрелы да взрывы, так сердечко мое и обмерло, руки – ноги враз отказали. В погребе так и просидела. Потом, слышу, тихо вроде – вылезла. А тут и вы идете, – расплылось улыбкой мокрое от слез лицо.

Следующая новость сразила Антона наповал: его подельник полицай Васька Худолей оказался вовсе и не полицай, а самый что ни на есть партизан!

– Они ко мне вместе с Ленькой Лосевым заходили, интересовались тобой, Антоша, – почему-то шепотом, оглядываясь по сторонам, поведала Фекла. – Я как их вместе увидела, так чуть от страха не умерла. А Ленька хохочет, говорит, не бойся, мол, это наш человек, только временно примерил себе вражескую личину, вот, – поджав губы, закончила она.

Антон прямо сел на кровать, оглушенный такой новостью: теперь все становилось на место. И его пьянство было только прикрытием; и понятно его рвение на уборке урожая в прошлом году; и почему и как организованно исчез этот урожай с полей, со складов; и куда он подевался, как не к партизанам; и вот кто предупредил евреев, когда на них была облава!

– Ай да Васька! Ну и артист! – только и смог промолвить Антон. – Все теперь мне ясно, а все равно одного понять не могу – как он умудрился предупредить евреев?

– Да все просто, Антоша! – Фекла удивилась, что ее Антон не разгадал такую простую загадку. – Когда вы шли с Васькой с комендатуры, Худолей перебрасывал свою винтовку с плеча на плечо. И так несколько раз, пока кто-нибудь из деревенских не увидит. Это был сигнал прятаться красноармейцам, коммунистам и евреям! Все так просто, об этом знали практически все жители деревни, кроме тебя, дурачка! – она смеялась, поглаживая ему голову.

– Да-а, дела-а! – Щербичу было неприятно чувствовать себя простофилей, мальчишкой, которого обвели вокруг пальца. – Кто б мог подумать? – как бы оправдывался перед присутствующими.

– Я давно догадывался, что твой помощник не так прост, как кажется, – Прибытков вмешался в разговор, потирая руки. – Помнишь, я тебе говорил, что Петька Сидоркин не простит смерти своей семьи?

– Ну, припоминаю, дядя Кирюша, – Антон с интересом уставился на товарища.

– Не нукай, не запряг. Я это к тому, что в людях надо хоть маломало разбираться, дорогой Антон. Скажи спасибо, что не прикончил тебя втихаря Василий Петрович Худолей.

– А почему, как думаешь? – Антону и самому захотелось узнать, почему его не убрал Васька, ведь он мог это сделать в любой момент и наверняка.

– Заказа не было, вот и все, – просто ответил Кирюша. – А мелюзга сама, самостоятельно покушалась на тебя. Вот поэтому ты и сидишь передо мной. До поры до времени ты был нужен живым, что бы за твоей спиной делать то, что нужно партизанам. Вот так то вот, Антон Степанович! – улыбнулся, похлопал его по плечу. – Не расстраивайся, это жизнь.

Под комендатуру срочно оборудовали здание правления колхоза, обносили колючей проволокой, ставили сторожевые вышки, укрепляли их мешками с песком. Солдаты располагались по хатам, предварительно выгнав из них хозяев. Ежедневно в Слободу выезжали на сутки усиленные бронемашинами патрульные наряды. Борки тоже патрулировали немецкие мотоциклисты, за околицей, вдоль речки выставляли засады, а вокруг комендатуры еще и вырыли окопы. С восьми часов вечера наступал комендантский час, а ближе к зиме обещали сделать его с восемнадцати часов.

Антон пригласил в свой дом Прибыткова, а его жена тетя Дарья пришла жить к Фекле. На семейном совете решили, что женщинам одним будет спокойней, да и безопасней. Помня покушения на Антона, посчитали, что рисковать жизнями молодиц не стоит.

Стоял август, над деревней висел тяжелый запах гниющих в садах яблок. Они не были нужны ни кому. Да и у Антона пропало желание предъявлять свои права и на сад, и на винзавод, на землю. Он даже не заметил, когда произошли в нем такие перемены, что заставило вдруг посмотреть на себя, на окружающих, на свое место в этом мире по-другому, не так, как думал и мечтал в начале войны. Нет, тяга к богатству, к власти – они остались, только способ достижения их становился чуть-чуть другим. Возможно, повлиял плен, когда смерть была осязаемой, а может и еще что-то, но не стал разбираться, ворошить свою душу, искать причины. Важно, что он живой, здоровый, он везунчик, и этим все сказано! А что будет впереди – там увидим.