Виктор Бычков - Везунчик

Антон искал глазами Пристань с ее камнем-валуном. Но видно не было, хотя сам изгиб просматривался хорошо.

На этот раз в атаку пошли более организованно: успех в Слободе окрылил, вселил уверенность, что партизаны вряд ли станут принимать бой в населенном пункте, делая его заложником. Так и случилось: вошли в Борки без единого выстрела.

Дом Феклы стоял вначале деревни, и Щербич тут же побежал к ней. Она была дома, стояла у окна, заметив Антона, кинулась к нему навстречу, повисла на шее, упруго упираясь животом.

– Вернулся! Я знала, что придешь, любимый! – целовала его, плакала и целовала, на мгновение оторвется, посмотрит, и снова повиснет на шее.

Антон тоже целовал ее заплаканные глаза, гладил резко выступающий живот, и у самого вдруг запершило в горле, защипали глаза.

– Хорошая моя, любимая! – нежно шептал ей на ухо, вдыхая такой родной, такой желанный запах, что исходил от пополневшей, раздобревшей Феклы.

– Маму, маму я похоронила, Антошенька, родной мой, одна я осталась на этом свете, не бросай меня, ненаглядный мой, сокол мой ясный! – рыдала на мужнином плече женщина, готовая вот, вот упасть перед ним на колени. – Как же мне сыночку то нашего одной поднимать, в люди выводить, любенький мой, не бросай меня, не оставляй одну на этом свете!

Рядом, покашливая, стоял Кирюша, дрожащими руками пытался свернуть самокрутку. Табак просыпался, по щекам бежали слезы, он не замечал их, настойчиво продолжая крутить цигарку.

– Я, я, это, рад за вас, ребятишки, очень рад! – не пытаясь совладать с собой, подошел к молодым, обнял, прижался к ним. – Слава Богу, слава Богу! Жизнь идет своим чередом, и ни какие войны, пожары ее не остановят. А ты не плачь, дева, не плачь! Не дадим тебя в обиду, нет, не сомневайся! Побереги маленького, его волновать нельзя. Если что, скажу честно, ты на меня надейся, надейся на мою Дашутку, жену мою. Бог не дал нам детей, так вы нашими детьми будете, если только вы не против.

Шмыгая носом, понурив голову, Прибытков отошел чуть в сторону, в сердцах выбросил так и не свернутую цигарку, взялся за новую.

– Вот побуду с вами, да пойду старуху искать. Небось, за речкой где-то. А дом наш с Дашуткой, дева, сожгли, сожгли, окаянные. Чтоб их черти так жгли на том свете!

Самокрутка снова не получалась, бумага рвалась не так как надо, табак просыпался. Антон с Феклой, пораженные его откровением, молча наблюдали за ним, пока Щербич сам не взял из рук старика кисет, полоски газеты, и не принялся крутить ему «козью ножку»; в детстве тайком от родителей вместе с Ленькой Лосевым они в совершенстве овладели искусством крутить ее, пока старый Лось костылем не погонял обоих.

Этот бывший вор, а теперь староста сожженной деревни Слобода, лишенный собственного дома, своего угла на этой земле, Кирилла Данилович Прибытков вдруг открылся Антону с другой стороны: вместо грубого, хамоватого мужика перед ними стоял совершенно другой человек – жалостливый, заботливый, умеющий сострадать чужому горю, опекающий его, Антона, как родной отец. Щербичу и самому были внове такие ощущения, он никогда не задумывался, что кто-то должен о ком-то заботиться, жалеть, любить, да просто проявлять к кому-то нежность. Он ни как не мог понять, откуда вдруг у него появились такие мысли, и даже чувства? До боли жаль дядю Кирюшу, до безумия готов любить Феклу с не родившимся еще их сыном. А, впрочем, какая разница кто родиться – сын, дочь? Главное, это будет его, Антона Щербича кровинушка, частица его самого, его любимой женушки – это ли не счастье!? Вдруг перехватило дыхание, комок подступил к горлу, но усилием воли не позволил себе расслабиться, поддаться минутной слабости, хотя где-то подспудно и сам стал понимать, что того высокомерного, жестокого, страшного, прагматичного человека Антона Степановича Щербича больше нет. Что-то надломилось в нем, треснуло, и что стало виной этому, причиной, разбираться не стал, отложил на более позднее время, на потом.

– Дядя Кирюша, – Фекла уже обнимала старика, женским чутьем почувствовала, что ему тоже трудно, и, может быть, труднее, чем ей. – Дядя Кирюша, ищите жену, ведите ее ко мне, места всем хватит, да, Антоша?

– Так, это, – замешкался Антон. Ему захотелось тоже сделать что-то хорошее, доброе для Прибыткова, а его опередила Фекла. Стыдно, что не додумался до этого первым. – А и правда, Кирилла Данилович, ищи тетю Дашу, и к нам! Места всем хватит! Вон, у меня дом пустой стоит. Разберемся, дядя Кирюша! – говорил и искренне верил и желал добра этой семье. И не узнавал себя.