Виктор Бычков: Везунчик

Опять наступило некое отрешение. Вроде смотрел вокруг, видел заходящее солнце, и тут же забывал о нем. Окидывал взглядом деревню, но это видение не задерживалось в памяти.

Уже прошли бригадный двор, обогнули конюшню, направились в сторону карьера, что подковообразно вырыт не одним поколением сельчан за скотными сараями между деревней и речкой. Здесь во все времена добывали глину и строительный песок для хозяйственных нужд. Чуть дальше за карьером – густые заросли лозы, краснотала, вперемешку с низким болотистым липняком. Эти кустарники тянулись вдоль Деснянки почти до самой Пристани.

Остановились на краю карьера, над обрывом. Оглянулся, и, не долго думая, прыгнул вниз, на песчаные россыпи. Даже не упал, только присел, выпрямился, пустился что есть силы в кусты, к речке. Интуитивно петлял, мешая прицельной стрельбе, что открылась за спиной. Крики, выстрелы долетали до него, подгоняли в спасительные заросли, которые манили к себе, обещая надежду на спасение. Огнем обожгло левую ногу выше колена, но бежать было можно. И он бежал, пригнувшись, не отворачиваясь от хлеставших по лицу веток. Чувствовал, понимал, что отрывается, уходит от погони. И появилась надежда. Надежда на свободу, на жизнь!

В кустарниках резко повернул вправо, в сторону, не побежал прямо к реке, а обогнул конюшню по липняку, влетел в заросли акации. Только здесь позволил себе оглянуться – толпа людей бегала, суетилась вдоль берега Деснянки.

Выскочил из акации, и оказался на краю своего заросшего травой огорода. Стараясь не оставлять следов, пробирался к пепелищу, что осталось от его дома. Там спасение!

Раздвинув лебеду и крапиву, как мог, раскидал головешки над люком в подпол. К счастью, добрался до крышки быстро, чуть-чуть приоткрыл ее. С трудом просунул тело, провалился в яму. На ощупь нашел вход в боковой лаз, прополз до конца и затих.

Сердце бешено колотилось, отдавало в висках; жадно втягивал сырой, гнилой воздух подвала. Тупая ноющая боль в ноге не проходила, но была не сильной, терпимой. Несколько раз пытался зубами развязать веревку на руках, но тщетно. Бросил это занятие, решил найти пистолет, нож и пару гранат, что когда-то прятал здесь на всякий случай. И этот случай настал. Мысленно похвалил себя за прозорливость, засунул пистолет за пояс, гранаты положил рядом с собой и уснул. Уснул так быстро, что даже сам не заметил как. И спал, как ни когда еще не спал в последнее время – крепко и без сновидений.

Сколько прошло времени, Антон не знал. Но чувствовал себя бодрым, отдохнувшим. Ни свет, ни звуки с улицы не проникали сквозь толщу земли. Долго, слишком долго провозился вслепую с веревкой на руках. Наконец, удалось развязать. Вспомнил вдруг, что произошло с ним, и легкий озноб пробежал по телу.

«Неужели, неужели в очередной раз ушел от смерти, обхитрил ее?

– вертелось в голове, туманило сознание. Не верил даже, что такое может быть. – Но я же надеялся, до последнего мгновения надеялся! Но надежды мало. Надо еще делать, что-то предпринимать, чтобы надежды сбывались».

Луна зависла над деревней, серебрила все окрест, высвечивала, выглядывала. Сквозь узкую щелочку из подпола смотрели глаза, уши улавливали малейшие шорохи вокруг пепелища. Тишина. Спят Борки. Лунный свет мешает Антону, надо ждать. Рисковать больше не желает, решает выйти на поверхность только тогда, когда кромешная тьма накроет землю.

Еще днем приоткрывал крышку в подпол, осмотрел рану на ноге. Ничего страшного: пуля прошла сквозь мякоть, не задев кость. Но побаливает. Неприятно, однако, жить можно. Пришлось оторвать кусок рубашки, перетянуть рану на всякий случай.

– Антоша? – тихий вкрадчивый голос донесся сверху. – Антоша, ты здесь?

Темный женский силуэт возник со стороны Лосевых. Щербич опешил: уж ни как не надеялся увидеть сейчас кого-то.

– Это я, тетя Вера, Антоша, – женщина осторожно ступала через головешки. – Не бойся меня, Антоша.

– С чего взяла, что я боюсь? Это ты бояться должна, – ответил, пересилив страх. – Ты одна? Кто еще знает, что я здесь?

– Никто не знает, никто, – шепотом заверила она. – Я не пошла смотреть, как тебя расстреливать будут, вот и увидела. Но ты не бойся, – успокоила тетя Вера, присела на корточки. – Я никому не сказала.

– А сюда зачем пришла? – спросил грубо, резко.

– Жалко тебя, глупенького, – ответила как мама когда-то, если не хотела обидеть. Ласково. – Может, помощь нужна, так я готова?

– Чем же ты мне помочь сможешь? – на секунду задумался. – Разве что поесть на дорогу? Да на ноги что-нибудь?