Виктор Бычков - Везунчик

Хотя Антон понимал, что капитан копает под командира партизанского отряда Лосева Леонида Михайловича. Но вот что-то не позволило навесить на него напраслину. Не знает Щербич почему, никак не может в себе разобраться, но не смог оговорить Леньку. Где-то даже видит причину в Леньке, что сидит сейчас в камере, ждет смерти. Не насмехнись лишний раз, больше доверяй, меньше опекай – и, может, не стал бы таким Антон Щербич? Однако, втягивать в процесс хоть и бывшего, но все же друга детства остерегался. Нет, ни кого Антон на этом свете уже не боится. Единственно – хочет жить. Но это уже страх за собственную жизнь, а не боязнь какого-то отдельно взятого человека. Тем более Леньки Лосева. Прошел страх перед людьми.

И они, оказывается, боятся и за себя, за своих родных. Страх и у них присутствует. Просто умеют себя держать в такие минуты.

Трудно признаться, но и сам виноват. Где просчитался? Что не так сделал? И говорил же Вернер, что надо подальше от родных мест. Вот именно, от родных. А как же все бросить, жить, что бы не видеть Деснянку, камень-валун на Пристани? Не испить водички с родника? Э-э, да что говорить, не понимают, нет, не понимают. Никто не понимает. Аистов над твоей деревней? Не понять это немцу Вернеру. Да и следователи не поймут и не понимают.

А если бы послушал друга детства своего? С самого начала. Жил бы такой же жизнью со всеми вместе? Тогда что было бы с ним, Антоном Степановичем Щербичем? Кто знает? Никто не знает? И он сам не может знать. Призвали бы в армию перед войной, и где бы сейчас был Антоша? В лучшем случае – в плену. А в худшем – догнивали бы его косточки у какой-нибудь безымянной реки. Как у того солдатика на берегу Березины в начале войны. И кто бы от этого выиграл? Уж не Антон, точно! Вот то-то! А так, хоть немного, но пожил. Пусть с ранениями, со страхом в сердце – но жил! А в Бобруйске? Золотая пора!

А что, если бы с Лосевым в партизаны? Не факт, что дожил бы до сегодняшнего дня, не факт. Вон их сколько полегло, партизан-то.

Как ни крути, а все правильно сделал Антон Щербич, все правильно. Только в конце просчитался маленько. На будущее надо быть умнее.

Своими глазами читал Антон про смертную казнь за его делишки, да только не верит, нет, не верит, что с ним такое произойти может. С кем-то другим – пожалуйста, а вот с ним – нет. До сих пор везло, неужто сейчас кончится везение? Не может быть!

От таких мыслей сердце перестает биться, холодеет внутри, перехватывает в горле. Как хорошо пошло у Егора Кондратьевича Булыгина – любо дорого смотреть! Тут бы жить да жить!

Не выдал адреса своего у Даши Путинцевой. Надеется вернуться туда в скором времени, перенести дело свое подальше от родных мест.

На допросах указал старое место жительства. Даже возил следователей к бывшей хатенке бабы Моти. Мол, вот что осталось от его жилья. А оно и вправду снарядом в разные стороны разбросано. Только яма, водой наполненная. А жил, где придется: и на кладбище ночевал, в руинах хоронился. Мол, всякое бывало. Не знает Антон, поверили или нет, только с такими вопросами отстали, не донимают больше.

Правду рассказал и про то, что Вернер помог с документами, и что прирезал он коменданта из-за аиста. Про все поверили, а вот про аиста – нет, ни в какую!

– Ты что голову морочишь, Шербич? – майор попыхивал папироской, с недоверием смотрел на арестованного. – Это какой дурак поверит, что ты убил и сжег коменданта только из-за того, что тот хотел застрелить аиста у тебя во дворе?

– Аистов убивать нельзя, – стоял на своем Антон. – Примета такая. Вот его смерть и наказала. И кресты на кладбище рушить нельзя – тоже смерть придет за расчетом.

– Да не смерть наказала, а ты его убил и сжег! Значит, у тебя были другие причины, другие мотивы?

– Аиста убивать нельзя, гражданин следователь. А вы как будто упрекаете меня, что я уничтожил коменданта?

– Ну, от возмездия он бы все равно не ушел. А раз ты это сделал, то и ладно, – майор загасил одну папиросу, достал очередную. – Это тебе вменять не будем. Только мне кажется, что убрал ты его как свидетеля. Лишнего свидетеля. Вот и все. И никакие аисты тут не причем. Что у вас было общего с майором Вернером Карлом Каспаровичем?

– Думайте что хотите, только из-за аиста это, – не сдавался Антон.

– А майор начальником моим был. Вот и все. Да вначале войны любил приезжать ко мне в гости: больно нравилась ему гусятинка жареная с хрусткой. У него даже кличка была «Гусиный Карла».

Сидит Антон в одиночной камере на вмонтированной в пол табуретке, думает, вспоминает. А иногда читает надписи на стенах. Как книгу читает.