Ион Деген - Рассказы (публикации 2009-2010 годов)

С особой предосторожностью мастера упаковали шестьдесят пар мехов из старинной телячьей кожи. Меха органа – легкие музыканта! Не простудить их. Не сжать больше меры. Не деформировать.

Венцы отдавали Киеву орган собора святого Стефана. Репарация. Жалкая компенсация за то, чему еще нет названия. Бабий яр. Австрия прочно приложила к этому свою руку. Что уж там уничтоженные дома и заводы, стертые с лица земли архитектурные ценности, разграбленные галереи. Разве идет это в сравнение с безвинными жертвами Бабьего яра?

Правда, венцы не знали, что уничтоженные в Бабьем яру нужны сейчас Киеву не больше, чем Вене маршал К.Е. Ворошилов. Чувство вины и боязнь наказания в какой-то мере помогли венцам пережить печальные минуты, когда тяжело груженные «студебеккеры», как траурный кортеж, медленно отошли от древних стен собора святого Стефана.

Однажды в мартовское ненастье на военных «студебеккерах» в захламленный двор у Сенного базара привезли множество ящиков разной величины – от обычных полутораметровых до просто огромных. Солдаты свалили их в грязный талый снег и укатили. Никого из студентов не заинтересовало, что могут вмещать эти странные ящики. Но мы-то уже знаем, что в ящиках был орган собора святого Стефана.

А на Крещатике потихоньку строилась консерватория. Со двора у Сенного базара туда время от времени доставляли бухты чудом приобретенного кабеля, или швеллеры, подкинутые влиятельным отцом консерваторийки, или почти сгнившую под снегом столярку, тоже неисповедимыми путями попавшую сюда. А ящики с органом за ненадобностью продолжали оставаться безвестными и безмолвными, то прогибаясь от тяжести наваливаемых на них строительных богатств, то вновь обнажаясь, чтобы стать доступными дождям, снегам и солнцу.

Возможно, и до них дошла бы очередь. При очередных археологических раскопках. Но все решила близость Сенного базара с его весьма экстравагантными аборигенами.

В одно несчастное однажды на ящики наткнулся рядовой и безвестный ханыга. Его поисковый инстинкт был доведен до апогея, так как вот уже около суток ханыга не мог раздобыть монету даже на стакан проклятого пойла – вина, на этикетке которого значилось «Билэ мицнэ».

Своровав ломик у своих собутыльников-грузчиков мебельного магазина, ханыга среди бела дня приступил к обследованию одного из ящиков во дворе консерватории.

Он был удивлен до крайности, обнаружив какие-то никчемные трубки, укутанные в мокрое, но все еще добротное шинельное сукно. Школьных познаний немецкого языка было достаточно, чтобы прочитать на крышке ящика уже едва заметную надпись: «Пункт отправления Вена. Пункт назначения Киев».

Патриотический рубильник включил в отравленном мозгу ханыги цепь негодования: подлые немцы обманули доверчивых и добродушных славян – вместо ценного оборудования, необходимого восстанавливаемой индустрии, подсунули в ящики какое-то дерьмо. Это же саботаж! Никчемные трубки тут же полетели в груду мусора. Сукно было реализовано. Несколько дней ханыга пребывал в самом необыкновенном состоянии. Вернее, состояние, в общем-то, было обычным. Но доведен до этого состояния ханыга был не пойлом, даже не водкой, а коньяком, слухи о котором изредка задевали струны вечно жаждущей души.

Именно коньяк довольно быстро истощил солидную казну ханыги, что заставило его продолжить ревизию ящиков. Еще большее негодование вызвали покореженные в мокром сукне еловые дощечки. Даже от немцев ханыга не ожидал подобного свинства. С полным моральным правом одураченного советского гражданина продолжал он реализацию дефицитного сукна.

Материальный бум ханыги не остался незамеченным его коллегами с Сенного базара. Ревизия ящиков приобрела промышленный размах. Правда, кроме шинельного сукна, в них пока не было ничего достойного внимания. Разве что большие трубы. Как раз в ту пору на Борщаговке и на Печерске отставные генералы и полковники строили себе особняки. Пару десятков труб удалось загнать им на канализацию.

Но истинный клад внезапно открылся в последних ящиках: меха из старинной телячьей кожи. Ничего ей не сделалось ни от снегов, ни от дождей.

Не знаю, получил ли старик-сапожник телячью кожу из первых рук – из рук ханыг Сенного базара, или полуфабрикат побывал у перекупщиков ворованного, но я стал обладателем добротных удобных шлепанцев. И не я один.

Но что мне до других. Mea culpa! Это я не сохранил для потомков отличные подошвы. Сносился только верх. Подошвам не было износу. Даже не помню, когда жена выбросила последнее, что осталось от органа собора святого Стефана. В ту пору мы уже знали, какую ценность попирали мои ноги. Да...