Николай Пиков - Я начинаю войну!

Я приехал к нему. Он говорит, вот читайте, согласны ли вы с этим? Я новый человек, я не могу поручиться за все, что здесь записано.

Я прочитал эту шифровку, там была подпись только Папутина, а две заделаны под подписи посла и Иванова, но самих их подписей не было.

Я прочитал и говорю: с оценкой положения дел в армии категорически не согласен. И думаю, что Веселов — посол при ЦК партии — тоже не согласится с оценкой, которая дается партии.

Он говорит: ну, тогда идите к Веселову, обговаривайте все и редактируйте, как вам кажется верным. Пошел к Веселову, он в посольстве был. «Прочитайте, Семен Михайлович». Прочитал, плечами пожал: «Я думаю, что это не так». Я говорю: «Да, что касается армии, совершенно не так». Рисовалась безысходная обстановка, что тут все валится, все рушится, и если с минуты на минуту не ввести войска, то крах неизбежный.

Он говорит: «Что будем делать?» Отвечаю: «Папутин здесь, он не улетел, поэтому вам сподручнее — советнику ЦК партии — позвонить в Царандой и пригласить его сюда».

Так и сделали. Через несколько минут буквально, расстояние небольшое, он приехал. На беседе был и помощник Веселова. Я задал первый вопрос: «Почему вы такую оценку даете армии? На каком основании, у вас какие-то аргументы есть, вы были в армии?»

Он засмущался: «Ну, вы понимаете, я действительно был только в одном гарнизоне Царандоя. Меня убедили, что везде плохо. Поэтому я и подписал».

Я говорю: «Снимайте свою подпись». Скорректировали мы эту шифровку с Веселовым и отнесли к Табееву. Какова ее дальнейшая судьба, не знаю.

Дело было около полудня. Мы с обеда пришли, вышел я на балкон, мой кабинет был на втором этаже, а кабинет Амина находился на первом этаже, он был в то время ответственным за Министерство обороны.

Смотрю, выходит Амин, и стоят две машины. В первую машину садится Амин с порученцем, во вторую садятся еще три человека, охрана. Поехали, прошло не более пятнадцати минут, машины на дикой скорости возвращаются. Со скрипом останавливаются около дворца. Амин выходит с первого сиденья, открывает заднюю дверку и вытаскивает оттуда порученца, тащит его к себе в кабинет.

Ну, я вижу, что человек тяжело ранен, про себя думаю: зачем его сюда тащат? Надо же в госпиталь везти. И у Амина руки в крови и пиджак тоже. Вместе с начальником Главпура пошли мы вниз. Спустились, я думаю, в этой обстановке я туда не пойду. Пусть идет начальник Главпура Экбаль. И я вернулся на второй этаж, а Экбалю сказал: «Слушай, надо его в госпиталь отправлять».

Тут же его вернули в машину и повезли в госпиталь. И буквально спустя 3–5 минут возвращаются от Тараки Павловский, Пузанов, Горелов и Иванов. И все вместе пошли к Амину. Затем они быстро уехали к послу.

После со слов Экбаля выяснилось, что Амин звонил Тараки и сказал ему: «Ну, ты хорошо встретил меня. Приезжай ко мне, я тебя с чаем встречу».

Что уж там Тараки говорил по обратной связи, не знаю.

Как только уехали Павловский, Пузанов, Иванов, тут началась, я бы сказал, если не паника, то полупаника.

Четверка не дремала. Несколько выстрелов было сделано по дворцу, но снаряды во дворец не попали, и если бы попали, они бы ничего, конечно, не сделали, стены крепкие. Во дворце находились Амин и наши советники.

Два боевых вертолета было поднято. И мне с большим трудом удалось через наших советников посадить эти вертолеты, чтобы они не применили ракеты по дворцу. А потом приходит начальник Генерального штаба и заявляет, что идет информация по обстановке: порученцы Тараки по радио обращаются все время к гарнизону, что первый окружен вторым, первый просит помощи.

Первый окружен, первый просит помощи. Наверное, надо отключить все средства связи от Тараки. Я говорю: слушайте, товарищи, я не знаю, кто в этой ситуации прав, кто не прав, и лишать сейчас президента страны связи — это надо взять на себя большую смелость. Не надо этого делать. Нельзя этого делать.

И одновременно звонки из частей пошли, что может выйти на улицы опять же по требованию четверки тяжелая техника.

Тут уж по своей линии все сделаешь для того, чтобы не выпустить из военных городков тяжелую технику к дворцу.

Когда мы с Львом Николаевичем Гореловым в октябре были у министра, нам был задан вопрос: какую цель вы перед собой поставите в подобный момент?

Мы в один голос сказали: не допустить выхода тяжелой техники, не допустить кровопролития, не допустить столкновения уже, по существу, двух хальковских группировок. Что нам и удалось сделать в этот момент.