Владимир Алеников - Звезда упала

Генрих Штольц, ничего не уловивший из этого безмолвного обмена репликами, улыбаясь, что-то отвечал Вере, с удовлетворением поглядывал на неё.

На что только он не идёт ради того, чтобы порадовать свою невесту!

Генрих искренне надеялся, что Вера оценит это.

Скрипнула тяжёлая входная дверь, в дом вошёл хозяин, Адам Гальдер.

— Приветствую вас, герр комендант, — поклонился он. — Не хотите ли баварского с дороги? Или чего-нибудь покрепче? Могу угостить вас шнапсом.

— С удовольствием выпью пивка, — обрадовался Генрих. — Отличная идея!

Удовлетворившись расспросами, он развернулся к Наде, сделал любезный жест в её сторону.

— Пообщайтесь, дорогие дамы, у вас есть немного времени, я поеду обратно через час.

— Мы выйдем на улицу, — полувопросительно сказала Вера.

Генрих на секунду задумался.

— Хорошо, — решил он. — Разумеется, дорогая. Но не отходите далеко.

Подруги с облегчением вышли из дома, молча сошли с крыльца на покрытую душистой весенней травой поляну и только тогда наконец дали себе волю, одновременно заговорили, затрещали, как бывало.

— Господи боже мой, как же я рада, что ты приехала! — сияя, восклицала Вера. — Как я по тебе соскучилась!

— Ну, как ты тут? — спрашивала Надя, заботливо заглядывая ей в глаза. — Рассказывай всё подробно, ничего не скрывай.

Вера пожала плечами.

— Нечего особо рассказывать. Они вроде ничего. Люди как люди. Что им велено, то и делают. Главным образом следят за мной, чтобы я чего не учудила. Да я на них особо не реагирую. Меня другое мучает…

Она вдруг осеклась, отвернулась.

Надя грустно кивнула.

— Я знаю.

Вера пару раз нервно оглянулась на дом, явно не решалась что-то сказать. Потом сделала подруге знак следовать за ней.

Не произнося больше ни слова, она привела Надю в укромный закуток в самом конце поляны. Уселась на поваленное дерево, долго стоять ей было тяжело. Вновь осмотрелась по сторонам, убедилась, что никого вокруг нет, и только тогда приглушённым голосом сообщила:

— Надя, я его решила убить.

Надя изумлённо глядела на неё, думая, что ослышалась.

— Кого? Генриха? Ты с ума сошла!

Вера безмолвно, отрицательно покачивала головой.

— Ребёнка, — в конце концов произнесла она.

Надя непроизвольно прикрыла ладонью рот, в ужасе уставилась на подругу.

— Я твёрдо решила, — говорила Вера. — Ты меня не отговаривай.

Голос звучал бесконечно устало, как бы издалека, хотя она сидела рядом, в полуметре от Нади.

— Я всё время думаю об этом ребёнке. Я с ним всё равно жить не смогу! Я его уже ненавижу, пойми ты! Он не должен жить!..

Она снова замолкла. Стало слышно, как где-то неподалёку безмятежно журчит ручей, равнодушно поскрипывают и шелестят ранней листвой деревья.

Надя тоже молчала. С горечью осознавала, что всё то хорошее, что она могла бы сказать Вере о Генрихе, да и вообще любые другие доводы не имеют для той никакого значения.

Раз Вера могла произнести такое, значит, она уже окончательно решила.

— Как ты это сделаешь? — тихо спросила Надя.

Вера ответила не сразу.

— Он должен задохнуться. При первом кормлении. Сразу же. Потом у меня сил на это не будет…

И опять обе молчали.

Каждая живо представляла себе сцену этого жуткого задуманного убийства. Лес подступал, окружал, теснил. Они в отчаянии озирались по сторонам.

Надя, не глядя, кивнула в сторону дома.

— Ты представляешь, что он с тобой сделает?!

— Мне наплевать! — зло ответила Вера. — Будь что будет! Почему эта сволочь должна радоваться, когда я так страдаю!.. Можешь мне ответить? Не бывать этому!

И снова шумел вокруг лес, ликовали, приветствовали весну бестолковые птицы.

Подруги потерянно сидели рядом, опустив глаза, не зная, что добавить к сказанному.

Вся радость встречи бесследно улетучилась. Прозвучавшие страшные слова мгновенно отделили обеих от бурлящей вокруг жизни, сделали их соучастницами, обречёнными с этой минуты на постоянные мучительные терзания.

— Послушай… — вдруг сказала Надя, поднимая голову. — Я придумала. Есть выход. Отдай его мне!

— Как это? — не поняла Вера.

— Так. Вообще отдай.

Надя говорила торопливо, чуть задыхаясь, слова налезали одно на другое.

— У меня всё равно никого нет, ты же знаешь. Я его выращу, будет мне дочка или сын. У меня ближе тебя всё равно никого нет. И родней твоего ребёнка у меня никого не будет…

Вера не сводила с неё расширенных глаз, усиленно размышляла, переваривая услышанное.