Николай Далекий: Танки на мосту!

— Конечно, — ответил польщенный младший лейтенант и махнул рукой в сторону бежавших к блиндажу бойцов. — Дублировали на всякий случай.

Я не понял, что означал взмах руки сапера, а «капитан», кажется, этот жест вообще не заметил. «Сверхчеловек» поглядывал вверх на небо, но, как я догадался, делал это он для отвода глаз, а в действительности прислушивался к стихающей за станицей пушечной пальбе. Кажется, танки прорвали оборону и уже шли без выстрелов.

— Авиация вас не беспокоит? Странно...

— Да, — ответил младший лейтенант. — Мост не трогают. Начинайте, товарищ капитан. Все в сборе.

Восемь против неполных девяти... Все равно сомнут, срежут — преимущество внезапного нападения. Саперы растеряются, сразу не поверят мне. А стрельбы пушек уже не слышно, танки прорвались. Колонны спешащих сюда советских войск, посланный защищать водный рубеж, растянулись на марше... Грозный, нефть... Стрелы гитлеровского наступления нацелены туда. Я видел воображаемую карту с этими стрелами, и я видел вход в блиндаж. Там машинки. Я знаю все системы, умею пользоваться. Учили! Пусть свои же убьют, растерзают, но мост будет взорван.

Решение было принято. Может, это последние секунды моей жизни... Но я не испытывал особого страха. Я думал только о взрыве, только о мосте, который взметнется в воздух перед самым носом гитлеровских танков. Больше я ничего не желал.

— Товарищи... — начал «капитан».

Все взоры устремились к нему. «Ну! Вот твой последний шанс на победу... Действуй! Наноси удар псу-рыцарю!» Сильным толчком плеча я сбил с ног стоящего рядом со мной «старшего сержанта», ринулся в блиндаж и... столкнулся грудь с грудью с бойцом, появившимся в проеме входа. Не пытаясь понять, откуда и почему появился еще один сапер, я хотел перескочить, перевались через него, проникнуть в блиндаж, но чья-то сильная рука сгребла меня за ворот, потащила назад. Володька подоспел...

— Это немцы! — в отчаянии, сознавая, что теряю последнюю надежду на победу, закричал я. — Переодетые немцы. Взрывайте мост! Товарищи, немцы, говорю вам. Они захватят... Взрывайте! Я — советский разведчик. Капитан тоже немец. Взрывайте!

Обезумев, я продолжал выкрикивать отрывочные фразы, торопясь, ожидая, что вот-вот меня собьют с ног, заткнут рот ударом приклада. Но если не считать Володьки, по-прежнему державшего меня за ворот, ко мне никто и пальцем не прикоснулся.

И тут я увидел во всей красе бесподобную улыбочку «капитана Павлова». Он улыбался пренебрежительно, одной стороной лица, точно считая, что я недостоин полной улыбки, что для меня хватит и половинки.

— Это тот гитлеровский диверсант, о котором я говорил, — спокойно сказал «капитан» встревоженному, не понимающему, что происходит, командиру саперов и ткнул пальцем в грудь Володьке: — Скажи, артиллерист, что это за человек? Кто он?

Володька понял, ответил:

— Темный... Говорит — диверсант. Теперь ясное дело. Ехал на мотоцикле с немецкой стороны.

— Слышите? — торжествовал гитлеровец. — Этот боец с передовой, конвоир.

— Я советский разведчик, товарищи! Немедленно взрывайте мост! Танки близко... Это переодетый гитлеровский офицер. Весь отряд переодет в советскую форму. У них задание захватить мост. Поверьте... Я вез сообщение нашей разведки, — кричал я, задыхаясь, ловя открытым ртом воздух.

— Посмотрите на его сапоги и брюки... — саркастически произнес «капитан».

— Слышите?... Только капитан и старший сержант говорят по-русски, остальные не знают ни слова! Проверьте!

Я ошибся, знали еще двое. Один сказал: «Сволочь!», другой добавил: «Вот дает!» «Капитан Павлов» взмахнул рукой, щелкнул пальцами, и остальные волкодавы дружно засмеялись.

— Спросите что-нибудь у других, — настаивал я, напрягая сорванные голосовые связки. — Ну, спросите!

Лицо командира саперов взялось красными пятнами, он посмотрел на мои ноги, затем на мост. По мосту на нашу сторону ехало несколько повозок, брели легко раненные, женщины с детьми. Где-то недалеко за бугром раздались взрывы бомб и треск зенитных пулеметов. Смуглолицый сапер с выбившимся из-под пилотки черным курчавым чубом, тот, что прибежал от окопчика (кажется, это был Гургинидзе), что-то сказал своему товарищу, видимо, по-грузински. Я понял только два слова — «кацо», «дубль».

— Товарищ капитан, ваши документы, — тревожно озираясь на своих подчиненных, потребовал младший лейтенант.

— Ну и ну... — обиженно качнул головой гитлеровец, расстегивая карман гимнастерки. — С этого надо было начинать, товарищ младший лейтенант. — Он вытащил несколько книжечек, подал одну, очевидно, удостоверение личности, и спросил с благородным негодованием: — Орденскую книжку? Партбилет? Справку о ранении?