Инсаф Давлитов - Чеченская пыль

Однажды в 95-м один стриженый солдат решил кардинально сократить срок службы, написал заявление — «доброволку» и отправился на Северный Кавказ. Война оказалась тяжелой, непонятной и нестерпимо долгой.

Хотя день шел за два, отслужить быстрее не получилось. Зато здесь он встретил много хороших людей. Вместе с ними солдат месил грязь, глотал густые чеченские туманы, замерзал на постах, ввязывался в сомнительные предприятия, усыпал незнакомую землю стреляными гильзами и терзал ее гусеницами бронетехники.

С тех пор, кажется, прошла вечность. Иногда тот солдат возвращается мыслями в прошлое и берется за карандаш. Писать оказывается нелегко.

С чего начать? С того страшного боя, в котором им приказали расстрелять подбитую БМП с еще живым экипажем, чтобы машина не попала в руки противника? Или с невзрачного парня-снайпера, который убивал мирных жителей, добывая деньги для лечения престарелой матери? Мысли путаются, обо всем рассказать невозможно. Везде было одно и то же. Редкий день тогда обходился без стрельбы и смертей. В итоге рождается собирательный образ войны, но все равно портрет этой мерзкой старухи далек от оригинала.

Лучше бы его не видеть совсем.

В пункте временной дислокации мотострелкового полка царит неразбериха. Отчаянно газуют, выползая из капониров, танки и БМП, срывают горло офицеры, согбенные солдаты бегом таскают ящики с боеприпасами. Колотят по позвоночнику закинутые за спину автоматы, раскачиваются на потных шеях медальоны-«смертники». Все охвачены нервной лихорадкой. После недолгого затишья в зоне ответственности полка произошло ЧП.

Всему когда-нибудь приходит конец. Еще вчера ребята гадали, сколько продлится благословенное время расслабухи. Хотелось бы подольше, ан нет. Не судьба пацанам пожить спокойно. Хорошо еще, успели соскрести с себя грязь, привести в порядок потрепанную форму, достать курево.

Замечаний по поводу внешнего вида никто не делает. Не до этого сейчас. Не в показушном, в действующем полку служат. Любой ценой «берут», «удерживают», «развивают» и «закрепляют». А когда бегаешь под пулями, становится начхать на облепившую тебя мерзость, въедливую копоть, ободранное обмундирование и прожженный бушлат.

Просто самим не хочется опускаться. Для того и ждут не дождутся передышки, чтобы человеком себя почувствовать.

Среди скопления бараков, палаток, хозяйственных складов стоит автомобильная техника, увешанная простреленными бронежилетами с бурыми пятнами. Война прожорлива, как смрадная гиена. Она поедает людей в яростных лобовых атаках, обстрелах, засадах, жадно разрывает плоть, смакует кровь, пережевывает кости и не давится. Вот и полк является полком только номинально. Наверное, лишь два полновесных батальона наберется. Пополнения почти нет: сильно сказывается хроническая нехватка желающих служить. В новорожденной стране, вставшей на капиталистические рельсы, это в одночасье стало непрестижным. Продается и покупается все: заводы, высокие должности, военные билеты. Недокомплект в «армейке» наблюдается почти повсеместно. Приходится воевать теми силами, что есть. А это срочники после учебки, бесшабашные контрактники первого «чеченского» набора и кучка добровольцев из различных воинских частей. В особо тяжелых ситуациях пехоту выручают братья-десантники и спецназ. Элита наравне со всеми лезет в пекло и тоже безвозвратно теряет своих.

Войне без разницы, кто ты. Накрывает саваном и крутых спецов, и новичков. Но последних все-таки чаще.

Пока суд да дело, не обходится без несчастного случая. Правда, легкого. Без огнестрельных поражений и наездов бронетехники по шапке никому не достанется. В суматохе радист роняет свою станцию на ногу и выбывает из строя. Криворукого связиста меняют. Вновь назначенный радист плюется, медленно набивает подсумки автоматными рожками и гранатами. Радист всегда находится возле командира, хочешь не хочешь, а придется становиться целью для снайперов. Будь они неладны, хладнокровные агенты алчной вездесущей смерти.

— Что, брат, не хочется воевать? — подзуживают его остающиеся товарищи. — Если что, не забудь радиостанцию уничтожить. Чтобы духи наши переговоры не прослушивали.