Вадим Речкалов: Живых смертниц не бывает: Чеченская киншка

Японцы — лучшие репортеры в мире. Им все любопытно. Даже то, что их, казалось бы, не касается. Когда в августе 2004-го Сацита Джебирханова и Амнат Нагаева взорвали два пассажирских самолета, мне позвонили из Токио с телеканала ASAHI.

— Меня зовут Идзуми. Мне рекомендовали вас как специалиста по чеченским смертницам. Но сначала ответьте, почему вы называете их камикадзе? Ведь это ж совсем… совсем другое!

В голосе Идзуми угадывалась обида.

— Камикадзе — это еще ничего, — ответил я. — В одной газете вообще написали: “Шахидка направилась к автобусной остановке”.

— И что?

— А то, что у слова “шахид” нет женского рода. И шахидами становятся после смерти. Если ты ходишь, значит, еще не шахид. А если шахид, то уже никогда никуда не пойдешь. Нет у нас в России специалистов по смертницам. И я не специалист. Вот мы и называем их камикадзе. Пока эти женщины живы, никто не догадывается, что они смертницы. А когда мы об этом узнаем, поздно их изучать. После взрыва от смертниц мало что остается.

— Но ведь есть и живые смертницы, — возразила Идзуми. — Те, которые отказались взрываться.

— Помилуйте, Идзуми-сан! Живых смертниц не бывает.

История смертницы Заремы Мужахоевой, записанная с ее слов от первого лица 20 января 2004 года в крепости “Лефортово”

Я прилетела в Москву из Ингушетии одна вечером 3 июля 2003 года. Во “Внуково” меня никто не встречал, но перед отлетом я получила инструкции от Руслана: доехать на такси до Павелецкого вокзала за восемьсот рублей, зайти в кафе “Русь”, там меня будут ждать. Таксист еще удивился, когда я не спросила, сколько стоит доехать. А у меня просто были четкие инструкции. О цели моего приезда в Москву мне сначала не говорили, но я догадывалась, что должна совершить теракт путем самоубийства. Месяц назад меня уже готовили к теракту в Моздоке, где я должна была подорвать с военными.

Мужахоева говорит о подрыве с работниками Моздокского военного аэродрома. Теракт был совершен 5 июня 2003 года на трассе Моздок — Прохладное. Погибли 17 человек, в том числе террористка-смертница Лидия Хальдыхороева, жительница Самары.

В кафе “Русь” меня встретил тот же Руслан, но теперь он велел называть его русским именем Игорь — для конспирации. Он и похож на русского — русый, глаза светлые…

Настоящее имя Игоря — Руслан Сааев. Осенью 2003 года он был убит в Чечне во время задержания.

Игорь отвез меня на новой черной “Волге” в Подмосковье, на базу в село Толстопальцево, но тогда я еще не знала, как оно называется. В Москве я оказалась впервые. Мы приехали в небольшой дом, вроде пристройки. Ветхий. Узкий коридор, кухня, туалет на улице. Налево по коридору была комната Андрея, он был нашим охранником и взрывотехником.

Настоящее имя Андрея — Арби Жабраилов. По некоторым данным, тоже уже убит.

Самую лучшую комнату с телевизором и ковром на стене занимал Игорь. В третьей комнате поселили меня, там стоял раздвинутый диван и больше ничего.

Юрий Парфенов, двадцати семи лет, хозяин третьей части дома в селе Толстопальцево по улице Чапаева, 3, Одинцовского района Подмосковья, согласился на разговор при условии, что автор заплатит ему пятьсот рублей. Автор заплатил.

— Вообще-то хозяйка дома — моя мать. Но арендой занимался я. Матери принадлежит только треть дома, остальные две трети занимают ее тетки. 1 или 2 июня 2003 года я позвонил в риелторскую фирму, сказал, что хочу сдать дом — 70 квадратных метров, с удобствами, отоплением. Мы с матерью съехали в начале июня, а тетки туда постоянно наезжали, уже когда и постояльцы жили, но ни о чем, конечно, не догадывались, террористы вели себя тихо. Один раз только тетка слышала, как они телевизор включили. Да и вход у них с другой стороны. Наша часть дома совершенно изолирована.

Хороший дом. Весь изнутри обит вагонкой, построен из блоков. Водопровод, электрическая плита, ковер на стене. Телевизор, правда, плохой, маленький, — “Юность”.

— Почему вы решили сдать дом?

— На юг захотелось. Деньги были нужны. Сделку совершили пятого июня. А на юг я уехал двадцатого. Клиентов было трое, двое мужчин и женщина. Заремы Мужахоевой среди них не было. Женщине было лет 25, похожа на русскую, нос без горбинки, больше ничего о ней сказать не могу. Я ее видел секунд тридцать, она стояла в стороне и в разговоре не участвовала. Одного мужчину звали Игорь, со вторым не знакомился. Игорь был очень коротко подстрижен, лет 35–40. По виду — русский, или белорус, или хохол, но никак не джигит. И акцента никакого. По повадкам — то ли мелкий бандит, то ли средний бизнесмен. Такой вальяжный, уверенный в себе. И походка как у бандита.