Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 1

Стемнело. Солнце уже закатилось за дальний лес. Под колёсами один за другим прогромыхали два моста, скоро Калиновка, пора выбираться из вагона. Чудесный сегодня был день!

Музыка вагонных колёс замедлилась, две высоченные домны проплыли совсем близко за окнами вагона. Надо выходить — Калиновка. Иван спрыгнул на перрон, стараясь как можно быстрее выбраться из толпы, пошёл к выходу и вдруг остановился. У вокзальных дверей стоял Максим Сергеевич Половинка с чемоданом в руке, а рядом с ним Любовь Максимовна.

«Максим Сергеевич уезжает лечиться в Кисловодск, — вспомнил Иван. — Вот удачно встретились на прощанье!»

Иван подошёл, поздоровался.

— Еду на ремонт, мотор что-то сдаёт, — протягивая Железняку руку, сказал Половинка. — Говорят, высокое давление и шум какой-то. Пусть переберут всё наново, чтобы всё звенело.

Он шутил, поглядывая на грустное лицо дочери, а думал о шестидесяти прожитых годах, о том, что у каждого, даже самого совершенного мотора есть отведённая норма часов, которым рано или поздно наступает конец.

Эти мысли начали приходить совсем недавно, когда стало сдавать сердце.

— Я тебя знаю, — сказала Любовь Максимовна, — ты там докторов слушаться не будешь. Скажешь: «Я сам себе доктор». А ты хоть раз послушайся. Его уже несколько раз на курорт посылали, так разве он лечится? — Матюшина обращалась уже к Ивану: — Разве ж он лечится?

Ходит рыбу ловить или, ещё хуже, найдёт себе работу, а тогда уж всё…

И Любовь Максимовна безнадёжно махнула рукой.

— Не знаешь ты академика Павлова, — серьёзно, как маленькому ребёнку, разъяснял Половинка. — Он говорил, что перемена работы — это лучший отдых…

— Не знаю я твоего академика и знать не хочу, — резко ответила дочь. — А в санаторий письмо напишу, чтоб следили за тобой.

— Я тебе! — погрозил пальцем Половинка.

— Напишу!

— Больше всего на свете бойся, Иван, женщин, — сказал Половинка. — Как возьмут тебя в шоры, не выкрутишься.

Поезда долго ждать не пришлось. Сначала на перрон долетело тихое гудение рельсов, потом резнул уши совсем близко оглушительный свисток, и вот уже вылетел на станцию красавец паровоз, за которым мчались, как будто стараясь не отстать от него, зелёные запылённые вагоны скорого поезда.

Половинка торопливо поцеловал дочь в обе щеки, обнял её, прижал к груди, пожал руку Ивану, сказал:

— Смотрите мне, чтобы полный порядок на нашем этаже был! Ты, Иван, помогай. Будьте здоровы, дети! — И быстро пошёл к вагону, свободно неся объёмистый чемодан.

Поднялся на приступки вагона, выглянул в раскрытое окно, помахал рукой, глядя на Любовь Максимовну, и во взгляде старика Иван увидел глубокую и нежную любовь.

Свистнул паровоз, прошли мимо станции зелёные вагоны, а Матюшина всё ещё стояла, глядя вслед трём красным огонькам, которые медленно уходили в темноту ночи, и всё махала платочком, как будто отец мог её видеть. На глазах Любови Максимовны дрожали слёзы, и, чтоб не видеть их, Иван тоже неотрывно смотрел вслед поезду.

Исчезли красные огоньки, затихло гудение рельсов. Матюшина опустила руку с платочком и сказала, словно поверяя большую тайну:

— Уехал. Пойдём домой.

Они шли вдоль длинной улицы к соцгороду. Высохшая, изжаждавшаяся земля была пыльной. Далеко на горизонте вспыхивали молнии, но грома слышно не было.

Вечер не принёс прохлады. Вместе с темнотою на землю легла тяжёлая, безветренная духота, и всё замерло в ожидании грозы. Спрятались ночные птицы, исчезли ночные бабочки у фонарей, даже степные кузнечики и те притихли. А гроза всё не шла и не шла, точно выбирая, где посильнее ударить, и звёзды мёртво, словно сквозь дымовую завесу, сияли вверху.

— Идём быстрее, — отрывисто сказала Любовь Максимовна, вытирая рукой вспотевший лоб.

Иван ничего не ответил, ему тоже нечем было дышать в этот предгрозовой час. Но он не думал о грозе. Любовь Максимовна шла рядом с ним, а это было уже счастье.

Они почти бежали по улице, ярко освещённой круглыми шарами фонарей, а вокруг царили полная неподвижность, духота и тишина.

Когда они оказались около своего подъезда, гроза ещё не началась. Только на западе ярче сверкали молнии.

— Успели! — удовлетворённо сказала Любовь Максимовна. — Господи, какая гроза сейчас ударит, даже страшно.

Они медленно, уже не спеша, стали подниматься по лестнице. Добрались до своей площадки.

— Доброй ночи!

Иван вошёл в знакомый коридор и остановился. Находясь под впечатлением сцены прощания на вокзале, он думал о Любови Максимовне, и мысли его были полны нежности.