Вадим Собко - Залог мира. Далёкий фронт

Джен Кросби закрыла лицо руками и медленно опустилась на скамью. Плечи — её вздрагивали. Потом она встала и, как лунатик, сделала несколько шагов по сухой, горячей земле.

— Господи, — простонала она, — как ты допускаешь такое на свете!

— Бог создал этот мир для страданий, — тихо, как будто думая про себя, сказала Мария Стоянова.

— Не бог, а люди, — резко откликнулась Гильда Иенсен, не отводя глаз от Тани, застывшей у распростёртого тела Марийки.

— Мне всё равно, кто создал мир, — говорила Джен, — но он создан ужасно. Раньше мне казалось, что убить человека — самый страшный грех. А сейчас я чувствую непреодолимое желание убить. Раньше я и допустить не могла, что подобная мысль придёт мне в голову. А сейчас я хочу убить. И не одну Мари-Клэр, а многих. И странно, — это не вызывает во мне ужаса. Что делается на земле, господи…

— Вначале я тоже хотела убивать, — горько сказала Гильда. — Со временем это проходит. Пройдёт и у вас. Мы не созданы для борьбы. Вот такие, как Таня, могут действовать. Я ей завидую, но ничего не могу с собой сделать.

— Это правда, — сказала Зося, — мы все хотели убить Мари-Клэр, пока не смирились. Своя жизнь дороже.

— Неправда, — возмутилась Джен, — здесь никто не покорился. Наша ненависть притаилась, как огонь под пеплом. Когда-нибудь она прорвётся наружу. Когда-нибудь она сожжёт весь этот лагерь.

— Это будет тогда, когда сюда придут русские полки, — не глядя на Джен, сказала Мария Стоянова.

— А если они не придут?

— Тогда ваш огонь не разгорится.

— Неправда, — волновалась Джен, — вы ошибаетесь. В нас ещё есть огонь, я докажу это…

— Не знаю. Возможно… Я уже видела всё, что можно увидеть в концентрационных лагерях. Меня взяли в плен в Варшаве в тридцать девятом. Я видела и таких, как вы, и таких, как Таня.

— Вы не верите мне, — громко крикнула Джен и спросила, резко понижая голос — А если я… если я убью Мари-Клэр?

— Я охотно помогу вам. Но до этого дело не дойдёт.

— Увидим, — сквозь стиснутые зубы ответила Джен.

Все замолчали. И снова тишина на жёстком большом плацу, снова сияние июньского солнца и далёкие-далёкие самолёты над головой.

И женщины, думая каждая о своём, даже не заметили, как Таня Егорова упала лицом на грудь своей бездыханной подруги и беззвучно плакала от тяжёлого горя, от ощущения страшного одиночества.

Лейтенант Рандольф Крауфорд спешил на доклад к командиру полка. Он был уверен, что полковник Мартенс похвалит его. И не только похвалит, а прикажет немедленно послать эскадрилью для уничтожения всей техники, сосредоточенной в городе Риген. Крауфорду было приятно думать о том, что благодаря его инициативе будет разбита добрая танковая дивизия немцев.

Лейтенант вошёл в кабинет. Полковник поднялся из-за стола. Его лицо было изрезано глубокими морщинами, светлые запавшие глаза смотрели устало, а голый череп напоминал большое желтоватое яйцо.

Обнажая редкие зубы, полковник улыбнулся и пригласил Крауфорда сесть.

— Я не тревожился за вас, лейтенант, — сказал он. — В полку каждый счёл бы для себя эти слова высшим комплиментом, — Я знал, что вы вернётесь. Рассказывайте, где вы блуждали и куда упали ваши бомбы.

— Если бы не два русских истребителя, то на землю упал бы я сам, а не мои бомбы, — сказал Крауфорд.

— Русские истребители? — Лицо полковника выразило недоумение. — Ах, это наверно из тех лётчиков, которые испытывают и принимают здесь новые самолёты. А может быть, из прикрытия сквозных операций. Это вполне возможно. Где они сели?

— Оба погибли, — сказал Крауфорд.

— Погибли? — переспросил Мартенс. — . У вас был бой с немцами?

Крауфорд встал с кресла, склонился над столом, где была расстелена большая оперативная карта, и начал рассказывать.

Он говорил, и перед его глазами проходили все события минувшей ночи, от вылета с аэродрома до высоких столбов пламени и дыма над заводами Ригена. Он опять увидел маленьких истребителей, несущихся мимо его машины, опять услышал хриплый голос советского пилота…

Мартенс молча слушал взволнованный рассказ лейтенанта и внимательно смотрел на него. Где-то глубоко в погасших глазах полковника вспыхнули острые огоньки. Изредка вскидывая глаза на командира, Крауфорд замечал эти огоньки, но не мог определить, выражают они одобрение или недовольство.

Выслушав рассказ лётчика, Мартенс несколько минут сидел молча, двигая губами так, будто сосал конфетку. Крауфорд знал, что эти движения не предвещают ничего хорошего.