Андрей Орлов - Штрафбат. Приказано уничтожить

В глубинах объекта что-то взрывалось. Видимо, пошла цепная реакция, вызванная действиями «поджигателя». Последним в «регистратуру» влетел Гоберник, выпустил очередь по коридору, швырнул в темноту гранату, чтобы не лезли. Схватился за пулемет, потерявший владельца.

– Мужики, все живы? Отлично! Фрицы на пятки наступают, я слышал, как они там топают, их чертова уйма

«Можно представить, – подумал Зорин. – Вся охрана сейчас сбежится. Кроме тех, кого мы уложили».

– Бежим? – вынес на рассмотрение животрепещущий вопрос Мишка.

– Можно, – согласился Зорин, прикинув, насколько далеко могли убежать заключенные. – Но только форму эту поганую скидывайте – наши увидят, могут сразу не разобраться. Литвинов точно не разберется, даже в очках!

Сбрасывали осточертевшие немецкие комбинезоны, серые, пропахшие потом гимнастерки. Отступали к последнему коридору на «волю», пятясь, строча из автоматов. Последнюю пару гранат в темноту, которая уже напряглась, готовая выплюнуть свинец и погоню. Гоберник взгромоздил на себя пулемет, выпустил длинную очередь во мрак.

Мишка выскочил на улицу первым, щурясь от яркого солнца и истошно вопя:

– Не стрелять, свои!

Зорин бежал за ним, бегло оценивая обстановку. Черт знает что и сбоку бантик, а не обстановка! Последние из заключенных уже сворачивали за гору. Замыкала процессию та самая старуха – хотя какая она, к черту, старуха, ей, наверное, и тридцати еще нет… Неприятность между тем имела место. Похоже, часть охранников прибежала в обход горы от западных ворот – как раз в тот момент, когда узники выбегали во двор. Засевшие у входа штрафники вступили с ними в перестрелку, закончившуюся вполне благополучно, но часть беглецов эсэсовцы успели перестрелять. Слева от двери валялись трое в защитных комбинезонах. А на тропе – человек шесть в полосатых робах. Этим уже не помочь…

С восторженным улюлюканьем воздвигся над скалой Антохин – глаза у парня горели боевым азартом. Показался Бойчук, шутливо отдал честь, заворочался в яме Литвинов.

– Бегите! – проорал им Зорин, тыча пальцем на дорогу. – Бегите, прикрывайте этих убогих! Мишка, Гоберник, подтянись!

Те только того и ждали. Посыпались с гребня, побежали со всех ног за поворот. Он пропустил впереди себя Вершинина, пристроился ему в спину. Бежать приходилось почти по трупам. И вдруг… встал как вкопанный, дурно стало. В одном из тел, лежащих на дороге, он узнал Катю. Это точно была Катя! Она лежала ничком, подогнув под себя колени, тонкие волосы рассыпались по дороге, кровь пропитала робу. Зорину показалось, что все вокруг закачалось, он рухнул на колени, перевернул девушку. Живая! Засмеялся дурным смехом – всего лишь прострелили плечо, она моргала и смотрела на него с такой безнадежной мольбой… Он, не раздумывал, бережно поднял ее, перевалил через плечо.

– Леха, ты чего там возишься?! – проорал откуда-то из тумана нервно подпрыгивающий Вершинин. – О мать моя, окончательно сбрендил! Леха, кого ты там подобрал на нашу голову?!

– Уходи, – хрипел Зорин, – бегу уже, не видишь?! – первый шаг, второй, обнял покрепче за ноги свою ношу и перешел на тяжелую неустойчивую рысь.

И, уже уходя за гору, не выдержал, обернулся – где там Гоберник, сто штыков ему в задницу, чего он возится? И зарычал от злости, от бессилия что-то сделать. Гоберник и на улицу протискивался со своим пулеметом. Держал коленом дверь, поливал огнем нутро объекта. Сделал шаткий шаг, махнул рукой, мол, догоню, не волнуйтесь за меня, попятился с крыльца. А когда полезла на улицу нечисть со «шмайссерами», он только безуспешно давил на спуск, удивляясь, почему так быстро закончились патроны. Немцы напирали, они могли бы срезать Гоберника одной очередью, но отчего-то мешкали. Он перехватил пулемет за ствол, размахнулся, как былинный молодец, ударил всей тяжестью кому-то в лоб! Двое повисли у него на руках, он сбросил их, отвесил прямой по челюсти. Бился, как лев, молотил направо и налево… и даже время нашел обернуться, посмотреть, ушли ли товарищи? И дрался бы и дальше, кабы офицер, орущий и моргающий, не разрядил в него обойму «Парабеллума»…

Алексей бежал мимо каменных изваяний, обрамляющих дорогу, – обливался потом и слезами. Голова девушки стучала по спине, ноги выскальзывали из рук, несколько раз он чуть не выронил ее. Она не весила практически ничего, но дело не в грузе – для Зорина наступал моральный и физический предел. Его мотало по всей ширине дороги, выносило на обочины, ноги по щиколотки погружались в грунт. Самое веселое началось, когда в спину начали стрелять, и пули рассерженными шмелями завыли над головой. Пропел «шмайссер» практически над ухом, а спустя мгновение его догнал сосредоточенно пыхтящий Вершинин.