Андрей Орлов - Битва за Берлин последнего штрафного батальона

– Он еврей?

– А что тебя удивляет? – не поняла Анна.

– Вы же не выносите евреев. Евреи для вас – не люди. Низшая раса. Вы их вешаете, стреляете, травите Циклоном Б, гноите в концлагерях и гетто… И вдруг выдающийся ученый? Ведущий специалист?

– Глупости, – поморщилась Анна. – Мы прежде всего прагматики. Национальность доктора Ашермана, разумеется, его не красит, но от этого он не становится менее блестящим специалистом в своей области. Спросите сами у доктора Ашермана, – женщина холодно рассмеялась. – Он даже под арестом ни разу не был.

– Теряем время, фрау Хенке, – строго напомнил обладатель франтоватой фуражки.

– Да, господин оберфюрер, – сухо кивнула Анна. – Мы уже закончили.

Максим напрягся – эх, умнее будет в следующей жизни. Сухой щелчок – выстрела не последовало. Он распахнул глаза. Женщина недоуменно нажимала на спусковой крючок, но пистолет отказывался стрелять.

Выстрел прогремел со стороны окна – один из автоматчиков схватился за простреленное бедро, завертелся, автомат покатился по полу на середину комнаты…

Такой шанс бывает только раз в жизни. Максим прыгнул на женщину – она успела только злобно зашипеть, – схватил ее за волосы, развернул. Длинная очередь, предназначенная Кореничу, пропорола Анну, Максим отбросил ее, задыхающуюся, плюющуюся кровью, и отпрыгнул как заправский циркач. Схватил автомат и покатился дальше; а там, где он стоял секундой раньше, пули уже дырявили пол, выворачивали щепки.

Максим закатился за тумбу. От окна снова выстрелили, прикрывая Коренича, и он вскочил.

Немецкий автоматчик катался по полу, другой присел на полусогнутые, дергал заклинивший затвор. Оберфюрер взмок, пытаясь вырвать пистолет из кобуры; ученый понуро сидел где посадили; Анна корчилась в агонии, выхаркивая кровь. Американцы разбежались – один упал за стол, другой запутался в шторе.

Максим стрелял, дико крича – он снова был в своей стихии, мастер своего дела! Пули разлетались по комнате. Автоматчик, схлопотав одну в живот, согнулся пополам, завалился. Оберфюрера отбросило прямо в кресло. «Пусть отдыхает! В ученого не стрелять!» Максим отдышался и начал стрелять одиночными: добил раненого в ногу, избавил от мучений Анну, наставил автомат на «союзников», которые смертельно побледнели. Один попытался извлечь пистолет из глубин куртки, но стушевался под строгим взглядом Коренича. «Неужели смог бы выстрелить в союзника? – мельком подумал Максим. – Ради выдающегося ученого… почему нет? И я смогу», – палец потащил курок, и янки попятились, возмущенно загалдели: разве можно стрелять в союзников?!

Максим опомнился в последний миг – выстрелил в ногу одному, другому, с ехидцей наблюдал, как вертятся они по полу, хватаясь за простреленные конечности.

– Это я, Макс, – спрыгнул с подоконника Хольдер с вальтером в руке. – Не стрелять, Макс…

– Ты просто душка, тезка! – Максим в порыве чувств обнял щуплого немца, и тот зарделся, смутился. – Где остальные?

– Они там, сами…

Он уже и сам слышал. Вспыхнула стрельба – и мощное «ура!» шести или семи луженых глоток подавило противника. «Огородами зашли? Ясно, что не через пустырь бежали – услышали выстрел по Ситникову, всполошились… Они же не продержатся! – ужаснулся Максим. – Фрицев втрое больше, чем нас!»

Он подбежал к ученому, схватил его за шиворот – тот беспомощно вскинул руки, что-то залопотал, – и, надрывая спину, содрал его со стула.

– Макс, помоги кантовать эту тушу, не справлюсь я сам! Послушайте, герр Ашерман, – заговорил Максим по-немецки. – Не надо сопротивляться, вы пойдете с нами. Будете хорошо себя вести – ничего с вами не случится, – и добавил уже по-русски: – Не сомневаюсь, в Америке вам жилось бы лучше, но и в Советском Союзе не все так плохо, как кажется… Боюсь ошибиться, но нашей стране не повредила бы маленькая ядерная бомбочка.

И уже выволакивая ученого на лестницу, бросив прощальный взгляд на мертвого Ситникова, он спросил у Хольдера:

– Фокус с парабеллумом Анны – твоих рук дело?

– О, йа, йа… – задергал головой немец и зачастил: мол, вы, русские, такие странные, если говорит человек без акцента по-русски, стало быть, он русский. А он сразу почувствовал по ее произношению: что-то не то. Уж больно родным веет. Да еще что-то мистическое, необъяснимое: панический страх перекрывает горло, волосы на коже шевелятся, а кожа немеет, – так все нормальные люди реагируют на эсэсовцев. Но точно он уверен не был. Он сомневался, когда вытаскивал обойму из ее парабеллума – это сделать было несложно, он сидел к ней вплотную в переполненном броневике. Макс не догадался, что в стволе оставался патрон – он и достался несчастному Ситникову. Немец частил – он так переволновался, когда обнаружил, что Анна пропала. Пока решал, идти за ней или нет, время ушло. Ветер донес звук выстрела, штрафники подались в обход, а он – в обратную сторону, подобрал в развалинах пистолет, прополз на брюхе, вскарабкался по разбитой кладке туда, где слышались голоса…

Читать дальше