Андрей Орлов - Битва за Берлин последнего штрафного батальона

Никто не знал, что происходит вокруг и когда кончится эта чертова улица. Мир сузился до размеров одной дороги, заваленной сломанными деревьями, обломками бордюров и дорожного покрытия, сгоревшими трамваями, автомобилями, танками, покойниками… Теснились руины; чтобы забраться в дома, приходилось карабкаться по горам бетонных и деревянных конструкций, битым кирпичам… И штрафников продолжали убивать. Повалился увлекшийся атакой Овсеенко; санитар, придерживая бьющую по ногам сумку, бросился к нему, но помочь уже не смог.

– Такой тандем разрушился, – пробормотал наблюдавший эту картину Бугаенко.

Впрочем, и Антонов долго не прожил – высунулся из-за разбитой капители, чтобы бросить гранату в окно, и рухнул, продырявленный очередью. Асташонок метнулся, схватил выпавшую гранату за секунду до взрыва, метнул-таки в окно, где засел снайпер… Больше никто не пострадал, но Антонов погиб.

Очередная огневая точка; оборонялись трое или четверо. Фрицы прижали наступающих огнем, не давали подняться. Максим перекатился к крыльцу, юркнул в уцелевший подъезд. Левое крыло пятиэтажного кирпичного здания было разрушено в хлам, правое – еще хуже, а в центре сохранились несколько этажей, и даже стекла кое-где уцелели, и все это выглядело как-то сюрреалистично. Он махнул рукой, оказавшись в безопасной темноте: «Трое – ко мне!» Перекатился и ввалился в подъезд Борька – теперь он всегда был рядом, и Максим не возражал. Перебежав опасное пространство, примкнули еще двое из второй роты. Коренич подал знак капитану Кузину – мол, не губите пока людей, – и повел бойцов наверх. Они взлетели по уцелевшему фрагменту лестницы, перебрались в руины, проползли по обломкам, стараясь потише, опасливо обогнули зависшие над головой балки перекрытий, шаткие стены, способные упасть от легкого прикосновения…

Засевшие в засаде не ожидали, что на них навалятся сзади. Трое бойцов в мундирах дивизии СС «Нордланд» [5] дружно строчили из ручных пулеметов. Одному Богу известно, как долго они могли продержаться…

Под ногой скрипнул щебень. Обернулся эсэсовец с лоснящейся от пота физиономией, что-то гавкнул, проворно перебросил пулемет. Ударила очередь, зацепив неловкого бойца; он покатился за простенок с перебитой ногой. Остальные попадали, спасаясь. Борька чертыхнулся, оказавшись под «местным» завалом. Максим, уходя от пуль, потерял автомат, грохнулся на живот, вытянув руки, схватил пулеметчика за лодыжки и резко дернул на себя. Немец (или все-таки голландец?) повалился, охнув, и душевно впечатал Максиму подошвой в нос. От этого Коренич еще больше разозлился, злоба придала сил… Обернулись двое других, стали вытягивать пулеметы из амбразур. Максим схватил упавшего за грудки, поволок словно тряпочную куклу. Солдаты на улице, воспользовавшись затишьем, побежали дальше. Но в разрушенном здании царил кавардак. Пулеметчик строчил с колена. Эсэсовец, которого Коренич держал за грудки, успел перед смертью выплюнуть несколько нелестных слов. Максим швырнул его на пулеметчика – голландец на мгновение превратился в летучего, погреб его под собой. Живой выпутывался, Максим набросился на побледневшего второго. Отправил кулаком в нокаут – кожа на костяшках треснула, боль ошпарила. Избавившись от гнета мертвеца, пулеметчик сообразил, что лучше бы этого не делал: над ним завис страшный, как ночной демон, советский солдат с занесенным кирпичом. Эсэсовец трусливо закаркал, но успокоился на том свете. А Максим не мог остановиться, бил, распаляясь – расквасил лобную кость, крошил огнеупорным орудием содержимое черепной коробки, не догадываясь, что противник давно уже там…

– Ну все, довольно, увлекся ты, дружище, – Борька оттащил Максима от покойника, бросил, как куль с картошкой. – Отдохни, приди в себя, – поднял автомат и выстрелил в того, что отходил от нокаута.

Неловкий боец, подстреленный в ногу, поднялся и запрыгал к выходу, постанывая; его лицо выражало целую гамму чувств – от радости, что ранение не смертельное (госпиталь, снятие обвинения, восстановление в звании, мирная жизнь) до сожаления: ведь почти взяли окаянный Берлин!

– Смотрите, кого я нашел, этот гад не умеет прятаться! – из соседнего помещения, где повсюду громоздились обломки, боец второй роты тащил за шиворот упирающегося немца в рваном обмундировании.

Пинком отправленный в центр комнаты, фриц грохнулся на колени, взмолился на ломаном русском:

– Не убивать, пожалуйста… Я не СС, я не стрелять…