Андрей Орлов - Битва за Берлин последнего штрафного батальона

– Ох, нищета подзаборная, – разочарованно ворчали солдаты, вытаскивая из мешков банки с тушенкой, гречневой кашей, консервированными сардинами.

Эрика загремела сковородками, зажгла плиту, и по кухне поплыли восхитительные запахи.

Эрика разложила диван в гостиной. Там же обнаружилось раскладное кресло. Женщина дрожащими руками вынимала из шкафа стопки чистого постельного белья. Борька из кухни, подперев косяк, задумчиво ощупывал ее взглядом.

– Мужики, ей-богу, – устало бросил Максим, – не нужно к ней приставать, нормальная вроде баба, пусть живет. Она и без нас зашуганная – вон как косится. Пусть запирается у себя, не будем ее трогать.

– Но компанию-то она нам за ужином может составить? – ерепенился Борька, и возбужденный Хорьков энергично ему поддакивал.

Прозвенел телефон, и все вздрогнули. Эрика отпрыгнула от кровати, взялась за сердце, капельки пота заблестели на лбу. «Взволнованная она какая-то, – недоуменно отметил Максим. – Вроде неглупая баба, должна понимать, что к чему, видит, что перед ней тут не звери с клыками…»

Женщина сняла трубку телефона так опасливо, словно та была подключена к сети высокого напряжения.

– Ало, – пробормотала. – Здравствуйте… – и ее аппетитные щечки заалели.

Потом она несколько раз произнесла слово «да», чередуя его с «нет» и «не знаю, герр офицер». Максим покосился на параллельный аппарат, установленный на кухне («роскошно живут фрицы!»), подошел к нему на цыпочках, тихо снял трубку.

– Спасибо, фрау, ваша информация неоценима для германской армии, – доносился с другого конца эфира немного расстроенный, но волевой мужской голос. – Ваш дом, напомните… Людвигштрассе, 29?

– Да, герр офицер…

– Не могли бы вы, фрау, выйти на улицу и убедиться, где именно и в каком количестве располагаются русские войска? А потом перезвонить по телефону, который я вам продиктую? Поверьте, наша отчизна была бы перед вами в неоплатном долгу. Если вас, конечно, это не затруднит…

– Простите, герр офицер, – умирающим голосом отозвалась Эрика, – я очень устала, не могу никуда идти, у меня в последние дни сильно болят ноги…

Она, поколебавшись, положила трубку и правильно сделала. И тут Максима прорвало. Он орал в мембрану популярные и малоизвестные русские выражения, среди которых не было ни одного приличного. Он подробно расписал, где он видит немецкое командование и всю его родню, что он с ним сделает, когда встретит, и насколько скоро это радостное событие произойдет. И многое, многое другое – при этом Борька и Хорьков смотрели на него с растущим уважением, а у Эрики из рук упали простыни.

Когда Коренич выдохся, в трубке несколько секунд сохранялось удивленное молчание.

– Кто это говорит? – спросил собеседник.

– Неизвестный русский солдат, ублюдок! – гаркнул Максим и, широко улыбаясь, словно летчик, вышедший из затяжного пике, грохнул трубку на рычаг.

– Браво, – похлопал в ладоши Борька.

– Эрика, кто это был? – крикнул Коренич.

– Ну, итить твою… – всплеснул руками Хорьков. – Только русский может обматерить собеседника, не зная, с кем разговаривает.

– Звонили из штаба генерала Вейдлинга, командующего берлинским гарнизоном, – тихо сказала Эрика, появляясь на кухне. – Спрашивали, в каком районе я живу и заняли ли наш район русские. Я сказала, что заняли… надеюсь, я не сказала ничего запрещенного? – ее глаза тревожно заблестели.

– Да без проблем, – отмахнулся Максим. – Что есть, то есть, мы же не шпионы тут какие-нибудь, чтобы тихариться… – и в двух словах перевел вышесказанное товарищам.

– Генерал Вейдлинг? – удивленно покарябал небритую щеку Борька. – Не тот ли это бравый генерал, командующий танковым корпусом, что быстрее всех драпал с Зееловских высот? С какого это перепуга он стал командующим берлинским гарнизоном? Впрочем, хрен на него, какая нам разница? Ты, дамочка, молодец, что бросила трубку – не испугалась…

Эрика смущенно зарделась – взгляды советских солдат ее по-прежнему смущали.

А история с назначением генерала артиллерии Гельмута Вейдлинга – кавалера двух Железных крестов, одного Рыцарского и одного Немецкого креста в золоте – на столь ответственный пост действительно случилась презанятная. Соломатин был неправ, 56-й танковый корпус Вейдлинга был одним из немногочисленных соединений, что отходили с Зееловских высот организованно, не теряя боеспособности. Двадцать третьего апреля Вейдлинг дозвонился до бункера Гитлера и доложил о сложившейся ситуации. Верховный командующий сухопутных войск генерал Кребс разговаривал с ним подозрительно холодно. А в завершение сеанса сообщил Вейдлингу, что тот заочно приговорен к смертной казни за трусость. Новость не смутила командующего корпусом. Он отправился в Берлин и как ни в чем не бывало возник с докладом перед фюрером. Гитлер был поражен. Логика фюрера после этого события была неприхотлива: если уж человек не испугался расстрела, прибыл к нему в Берлин, значит, именно он должен руководить обороной города, именно он станет тем, кто остановит обнаглевшие большевистские орды у стен германской столицы!