Андрей Орлов - Битва за Берлин последнего штрафного батальона

– Да не давитесь вы… – хрипел сдавленный Бугаенко. – Не водку же дают!

Максим пинком отбросил тяжелую дверь, швырнул в темноту припасенную «лимонку»: «Приятного аппетита, гады», – захлопнул. Глухо прогремело – дверь подпрыгнула, набухла – Кореничу показалось, она сейчас порвется на мелкие щепки, – но осталась на месте. Максим вновь толкнул ее – и дверь вывалилась из петель.

Врывались молча. Максим скакнул вперед, прижался к стене, хлестнул очередью из автомата. За ним пробежал Казбеков, прижался к стене напротив, повторяя действия Максима.

– За мэня выходы, за мэня… – отчаянно замахал он замешкавшемуся в проеме Хорькову. – Ты чего там, уснул, да?

– Да как-то задумался над твоими словами, – признался Хорьков, проделав прыжок. – Не хочу за тебя выходить, мне девушки больше нра…

Смешное и страшное неразрывно переплелось на этой войне.

Когда Максим бежал по лестнице, стреляя в темноту, за его спиной громыхнуло – кто-то из штрафников швырнул гранату в шахту лифта, и взрывная волна прогулялась по всему зданию до самой крыши. Гранат отчаянно не хватало: за день бойцы истратили практически все. Солдаты растекались по зданию, поливая закоулки автоматным огнем. Кто-то споткнулся о раскрытый деревянный ящик, и по полу рассыпались несколько десятков «колотушек» – популярных пехотных гранат «Stielhandgranate» с непропорционально длинными деревянными рукоятками.

– Вот это подарок! – ахнул кто-то. – Братва, разбирайте «колотушки»! Их тут до хрена!

Большинство квартир были пусты. В стенах зияли огромные дыры, перекрытия кое-где пообваливались, повсюду громоздились куски выбитой кладки, обломки мебели, брошенные вещи. В одной из квартир на первом этаже разгорелась жаркая стрельба – солдаты бросились туда. Немцы отступали через пролом – в квартиру, расположенную в соседнем подъезде. Закричала перепуганная женщина – не всем жильцам удалось уйти. Взрывом гранаты разворотило часть стены, обрушился высокий шкаф, и едва развеялась пыль, солдаты бросились в рукопашную, добивая эсэсовцев в ближнем бою.

Немцы дрались вяло, без огонька и умирали как-то обреченно, не удивляясь, не психуя. Штрафники спохватились и прекратили драку – когда сообразили, что мутузят уже бойцов 312-го мотострелкового полка, прорвавшихся в здание с обратной стороны. Потаращились друг на дружку, выпучив глаза, потом посмеялись, обменялись хлопками по плечам и бросились обратно – каждый на свой участок «фронта»…

Первый этаж очистили без хлопот – троих ранило, никого не убило.

Для рывка на второй этаж собрались у широкой каменной лестницы. Вечно потеющий Кибальчик вытер взопревший лоб мокрой от испарины пилоткой, потом отшвырнул ее, позабыв, видимо, что это атрибут форменной одежды.

– Будут швырять гранаты – разлетаемся, – бормотал Максим, инструктируя подчиненных. – У «колотушки» убойная сила небольшая, можно выжить. Если успеете – отбрасывайте от себя, не успеете – падайте, закрывайте голову. Ну, пошли, мужики, не хрен затягивать удовольствие.

Но восхождение пришлось отложить. Гранаты у немцев, запертых в доме, видимо, закончились. В ход пошла «тяжелая артиллерия». В звенящей, внезапно нахлынувшей тишине было слышно, как наверху, кряхтя, волочат по полу что-то большое и массивное. Затрещали перила, посыпалась штукатурка. И вдруг что-то огромное, угловатое, покатилось по ступеням, рассыпаясь по ходу. Вновь обрушило часть перил, выкатилось на второй пролет, помчалось дальше, гремя и как-то мелодично подвывая.

Солдаты бросились врассыпную.

– Ой, мамочка… – пискнул Кибальчик, успев нырнуть за простенок.

С каким-то благоговейным недоумением штрафники таращились на разбитое вдребезги благородное пианино, на лицевой стороне которого золотистой готической вязью было выведено: «Иоганн Зохер, Зантхофен». Вещь была старинной и, безусловно, ценной.

– Ни хрена себе, – выразил общее мнение Ситников.

– Ну и кто после этого варвары? – укоризненно пробормотал Бугаенко. – Лучше бы на растопку пустили…

– Пианист не виноват, как говорится, – натянуто пошутил Борька.

– Рояль, что ли? – туповато брякнул Кибальчик.

– Сам ты рояль, – фыркнул Хорьков. – Самое настоящее фортепиано…

– Оба вы дундуки, друзья мои, – поддел молодых Бугаенко. – Мне стыдно за беспросветную необразованность моих сослуживцев. Эта штука называется пианино – инструмент с вертикальным расположением струн. Если горизонтальное расположение – тогда рояль. А все это вместе носит обобщенное название: фортепиано…