Андрей Орлов - Битва за Берлин последнего штрафного батальона

– Ей-богу, убили, товарищ лейтенант, – повторил Шульжин. – Сам видел – не добежал он до угла, пулей в голову сбило… Черт! – боец приподнялся на локтях, проигнорировав свистнувшую над ухом пулю. – Снайпера вижу на третьем этаже – смотрите, пятое окно, если справа… Впрочем, хрен вы его увидите.

– Это почему мы не увидим? – удивился подполковник Слепокуров.

– Потому, потому что вы пехота… – пропел боец на мотив известной песенки, – Что с вас взять… – Он пренебрежительно усмехнулся, и это прозвучало очень забавно. – А я до приговора командовал снайперским взводом, если хотите, муху могу на лету сбить. Но не этой ужасной штукой, – покосился он на свой автомат. – Из этой штуки пули летят так, словно их руками разбрасывают. Сейчас бы карабин…

– Передайте этому хвастуну…

По рядам залегших запрыгал дальнобойный немецкий карабин «Маузер», подобранный кем-то из солдат.

– Отлично, – обрадовался и, кажется, немного смутился Шульжин.

Он убедился, что в коробчатой обойме остались два патрона, загнал один из них в ствол и начал целиться, прижавшись к земле.

Солдаты затаили дыхание. Даже немцы на время перестали стрелять – наверное, им тоже стало интересно, что получится у чумазого чертенка. Шульжин целился долго, нудно, и было похоже, что «снайпера» видит только он.

Выстрел прозвучал, когда никто на него уже не надеялся. В глубине дома раздался такой звук, словно упало висящее на гвоздике алюминиевое ведро.

– Муху, говоришь, на лету… – задумчиво пробормотал лейтенант Черемушкин, и солдаты дружно загоготали..

– Отличный выстрел, заяц ты косоглазый… – захлебывались смехом бойцы. – Ох, умора-то какая…

Смех русских, окруживших здание, видимо, не понравился немцам. Одновременно заговорили все огневые точки, и пыль от взбитой пулями земли встала столбом, на несколько мгновений закрыв обзор.

Похоже, о дымовой завесе Максим подумал одновременно с лейтенантом Черемушкиным. Коренич увидел, как вдруг загорелись глаза у молодого офицера.

– Гранаты к бою! – ахнул Черемушкин и заозирался лихорадочно. – Отделение Лопатина, Коренича… и вы двое, ко мне! – ткнул он пальцем в скромно окопавшихся за деревом бойцов.

Те подползли размеренно, без лишних движений, и застыли, выжидающе глядя на офицера. Эти двое были из «осиротевшей» роты Лодырева.

– Кто такие? – спросил Черемушкин.

– Рядовой Антонов, – с достоинством представился первый – широкоскулый мужик с глубоко посаженными глазами, напомнившими Максиму окна в осажденном здании.

– Рядовой Овсеенко, – отрекомендовался второй – чем-то похожий на первого, но натянувший пилотку так сильно, что оттопырились и так сильно торчащие уши.

– Антонов-Овсеенко? – немного растерялся лейтенант.

Аналогия с известным пламенным революционером и видным политическим и государственным деятелем, расстрелянным в тридцать восьмом за принадлежность к троцкистским шпионским кругам, была так очевидна, что офицер слегка опешил, а солдаты вновь украдкой захихикали. О расстреле троцкиста и ренегата, двадцать лет успешно маскировавшегося под «своего», писали в газетах, а офицеры – народ образованный.

– В общем, отделение Лопатина, Коренича, а также Антонов-Овсеенко…

– В смысле, Антонов, товарищ лейтенант? – перебил Овсеенко.

– Или Овсеенко? – вставил Антонов.

– Оба! – под гогот благодарной публики прорычал Черемушкин, успешно входящий в образ отца-командира. – Забрасываем двор гранатами, и едва разлетаются осколки, всей толпой… но только не толпой, тьфу… бегом в центральный подъезд! Люди Пашкова – влево, вторая рота – вправо. Чего сопли жуем, солдаты?..

На этот раз обошлись без громового «ура». Работали молча, сжав зубы, через «не могу» и «не хочу». Забрасывали двор гранатами, стараясь уложить их как можно ближе к дому. А когда громадину заволокло пороховым дымом – сорвались, как спринтеры, побежали, петляя меж уцелевших деревьев. Оторопевшие немцы стреляли наобум, не видя врага. В кого-то попали, и бедолага корчился на земле, оглашая округу предсмертными стонами. Пригнувшись, отчаянно молясь, солдаты проскочили опасную зону и взбежали на крыльцо – все разом.