Андрей Орлов - Битва за Берлин последнего штрафного батальона

«Пантеры» вышли на дорогу и завертели башнями – уставили стволы на поле брани. Но там все смешалось, а стрелять по своим немцы почему-то не захотели. Танкисты задумались. Рукопашная могла бы завершиться пирровой победой, но тут послышался дружный рев – на выручку бежали солдаты второй роты. Они посыпались из редколесья на другой стороне дороги, примчались толпой, вопя во все горло. Танкисты успели выстрелить несколько раз, погубив с десяток жизней, но толпа уже смешалась с дерущимися.

Вот тут-то немцы и дрогнули. Уцелевшие побежали обратно в лес. Их оставались единицы – и никто не добежал, отступающих расстреливали в спины. И уже гремели орудия на востоке – артиллеристы генерала Соколова установили батарею на господствующем холме, откуда все было прекрасно видно, и били прямой наводкой. Две «пантеры» вспыхнули одновременно – одной снарядом оторвало башню, весь экипаж погиб на месте, вторая горела, как тряпка, смоченная бензином. Из нее выпрыгивали пылающие танкисты. Уцелевшие предпочли не осложнять свою участь: три оставшихся танка рванули вперед по дороге и вскоре исчезли за небольшим плешивым холмом…

Солдаты очухивались долго и мучительно. Максим бродил, пошатываясь, по взрытому полю, натыкался на тела, вытряхивал какофонию из ушей. Бестелесными призраками сновали другие солдаты, поле отгремевшего боя было наполнено каким-то бессмысленным броуновским движением. Время остановилось. Куда-то подевалась война, отцы-командиры. С востока подходили санитарные фургоны, шла пехотная часть, гремя «доспехами». Раненный в грудь Шеботня тяжело дышал, на выдохе его сотрясал кашель, глаза блуждали.

– Все в порядке будет, Юрка, – бормотал Максим, гладя его по голове. – Выживешь, ты же сильный, здоровый. Месяц в госпитале понежишься, а там уже все забудут, что война была. Считай себя счастливчиком. А ну лежи спокойно, не дергайся, перевяжу сейчас – пока еще дождешься этих бездельников-санитаров…

Он молился, чтобы Юрка выжил – нельзя умирать, когда война кончается. Подбежал санитар, отстранил его, принялся сноровисто перевязывать рану. Шансы выжить у Шеботни оставались. Вдвоем с каким-то пареньком, хрипящим так, словно ему пробили легкое в нескольких местах, Максим перевалил раненого на носилки, отнес в фургон, отдышался.

– Коренич, – представился Максим. – А ты кто такой? Уж больно молодо выглядишь.

– Лейтенант Хорьков, – отрекомендовался хрипящий штрафник. – Ну, бывший, как бы… Игорь Николаевич Хорьков. Месяц назад офицерскую школу закончил.

– И уже совершил преступное деяние? – удивился Максим. – За что приговорили, Игорь Николаевич?

– За любовь его приговорили, – ухмыльнулся черный как сажа Борька.

– Как это? – не понял Максим.

Хорьков смутился, потупил детский взор.

– С полькой шуры-муры замутил, – объяснил за товарища Соломатин. – Такая панночка… Ну, и решил девчонку впечатлить букетом. А чтобы цветов было много и самому не работать, отправился взвод собирать подснежники. А тут, как назло, ответственное лицо из штаба армии проезжало мимо на «виллисе» и было не в духе…

– Ничего другого ты, конечно, выдумать не мог, – с укором покачал головой Максим.

– Так любовь же, – меланхолично вздохнув, пробормотал Хорьков. – Сейчас-то я, конечно, понимаю, а тогда – просто бес попутал.

– А лет-то тебе сколько, герой-любовник? – прихрамывая, подошел и устроился рядом крепко сбитый мужик в основательных годах, с широким лицом и глубоко запрятанными в череп глазами.

– Тридцать будет, – огрызнулся паренек.

– Ну, это еще когда! – хохотнул Борька. – А сейчас?

– А сейчас девятнадцать…

– А вы здесь какими судьбами, уважаемый? – обратился Максим к подошедшему. – Староваты для войны, нет?

– Два года до пенсии, – не обидевшись, объяснил мужчина. – До условной, разумеется, пенсии. – Он протянул широкую руку, и его рукопожатие оказалось твердым и уверенным. – Слепокуров. Подполковник Слепокуров. Начальник штаба 229-го стрелкового полка.

– Хренассе… – Максим опомнился – можно не вскакивать и не вытягиваться по стойке смирно. – Да уж, неожиданно… Боюсь даже спрашивать, товарищ подполковник, чего же вы натворили.

– Не волнуйтесь, лейтенант, Родину и товарищей не предавал, в трусости не замечен, – Слепокуров невесело усмехнулся, матово блеснули прокуренные зубы. – Глупость вселенского масштаба… Немецкая разведка прорвалась на нашу территорию, постреляли штабных и взяли «языка» – полковника Богданова. И растворились в лесу у прифронтовой полосы… Командующий армией разбушевался – еще бы, ведь полковник Богданов обладал ценными сведениями о расположении и планах наших войск. Приказал отрезать диверсантам путь и прочесать лес. Отрезали, – вздохнул подполковник. – Прочесали. К сожалению, именно я проводил безуспешную операцию.