Александр Проханов - Чеченский блюз

Зимнее, белесое солнце, чуть заметное сверкание инея. И под этим холодным светилом — выступы и ромбы брони, башни танков с длинными черными пушками, поротно стоящие «бэтээры», колонны заостренных боевых машин пехоты, грузовые фургоны и кунги, решетчатые тарелки антенн, штыри, перекрестья и мачты, брезентовые палатки с дымами из железных труб, артиллерийские тягачи, санитарные машины с крестами, черная рытвина дороги, в которой рвется, буксует, не в силах вырваться, наливник. И за этой дорогой — коричневая чеченская степь, ржавые холмы с перепутанным сникшим бурьяном, красноватое село с кирпичными домами, веретенообразной колючей мечетью. И в далеком тумане — бело-розовый город, его дымы, кварталы, неясные мерцания, колыхание пара, таинственная невнятная жизнь, отделенная от его, Кудрявцева, глаз толщей студеного синеватого воздуха с редким пролетом искристых разноцветных снежинок. Командир роты капитан Кудрявцев смотрел на Грозный, куда нацелилась бригада, и город казался видением, готовым исчезнуть в этот последний день завершенного года. Глаза его ловили пролетавшие искорки, подошвы ботинок упирались в сухую, пробитую морозом землю, под которой шевелилась жидкая незастывшая грязь.

Сочетание зимнего света, размытого серебристого облака, цветных снежинок вдруг странно колыхнуло его, будто прилетела и ударила в висок невидимая частичка. Пробила крохотное, как игольный укол, отверстие, и сквозь этот прокол он улетел в другое пространство и время. Их дом, окруженный забором, замерзшая грязь у крыльца. Гусь, важный и гладкий, втянул шею, положил на грудь оранжевый клюв, стоит на розовой ноге. Новогодняя елка в окне, и такая детская печаль, чувство последних мгновений исчезающего года, предчувствие огромной, ожидающей его жизни, полет разноцветных снежинок.

Это длилось секунду, и он вернулся обратно. Стоял на чеченских холмах среди танков, антенн и палаток. Наливник выруливал из жидкого пластилина дороги, медленно шел, надсадно ревел, соскальзывал в жидкую колею.

Звучно шлепая замызганными ботинками, подбегал посыльный. Издалека прикладывал ладонь к пятнистому картузу, громко выкликал:

— Товарищ капитан!… К комбригу!… Срочно!…

Гусь с оранжевым клювом. Детская елка с игрушками.

Он прошел сквозь каре, составленное из «бэтээров» и танков, полуутопленных в жидкой земле. Обогнул машины связи с пиликающими и верещащими рациями, затянутую маскировочной сеткой штабную палатку. Приблизился к кунгу, где обитал комбриг. Перед кунгом уже собрались начштаба, начальник артиллерии, зам по тылу, начальник разведки и особист.

«Весь хурал, — удивленно подумал Кудрявцев, останавливаясь чуть поодаль, не смешиваясь со старшими офицерами. — А я-то зачем, интересно?» Офицеры нетерпеливо топтались, поглядывая на железные двери, откуда ожидалось появление комбрига.

Начальник штаба, худой, с унылым желтоватым лицом, утиным носом и болезненными, тревожно бегающими глазами, простужено кашлял в костлявый кулак.

— Вы мне дайте сперва обстановку!… Дайте расположение противника!… Дайте привязку для артиллерии!… А уж потом толкайте в город!… Мы здесь неделю торчим, а ты там бывал, разведчик?… Я тебя спрашиваю, ты мне можешь показать опорные пункты?…

— Да какие тебе опорные пункты! — отмахнулся от него начальник разведки. — Троллейбусы ходят, магазины работают. Войдем, оглядимся, я тебя в ресторан свожу.

— Они тебя сводят в ресторан, гранатометом по яйцам! — огрызнулся начальник штаба и тут же закашлялся, сипло, со свистом, дуя в немытый кулак. И все смотрели, как мучительно ходят лопатки на его сутулой спине.

Начштаба был умный, дотошный. Раздражался от вечных недомоганий, неустройства, некомплекта техники и личного состава, изношенности моторов, нехватки снарядов, неразберихи и спешки, в которой их собрали, погрузили кое-как в эшелон, тащили неделю по Среднерусской равнине и, высадив в зимних сырых предгорьях, двинули напрямик, минуя дороги и тракты. На первом же переходе в сумерках по колонне с соседних холмов ударила установка «Град». Сожгла грузовик, перевернула два «бэтээра». В темном воздухе густо летели красные трассеры, перекрещивались и мелькали белые пунктиры пулеметов, дымно горел грузовик, и он, ротный Кудрявцев, впервые попав под обстрел, стоял во весь рост, растерянно наблюдая полет множества разноцветных, наполнивших небо огней.