Юлия Нестеренко - «Волкодавы» Берии в Чечне. Против Абвера и абреков

— Прикинь, этот эсэсовец еще разозлился, когда я назвал его фашистом, — возмущался Чермоев. — Орал, что он национал-социалист и сам презирает фашистов. Как это?

— Самое интересное, что сторонники Гитлера Действительно не любят это слово. Это понятие родилось в Италии. Партия Муссолини заимствовала название из истории Древнего Рима, — начал объяснять я. — Немцы называют себя наци.

— Да какая, к черту, разница, — отмахнулся капитан. — я считаю, что подонок, хвастающийся расправами над партизанами, именно фашист.

— Вы все-таки расстреляли Фрица? — решился спросить я у Петрова.

— А тебе что, жалко его? — подозрительно сощурившись, ответил вопросом на вопрос майор.

Я замялся и опустил глаза. Да, этот ротенфюрер был тот еще экземплярчик и на допросе проявил себя как ярый нацист.

— Немного да, — честно ответил я. — Я просто подумал о его детях, помните, он показывал двоих кудрявых малышей на фотографии. Теперь они остались сиротами.

— Да уж ангелочки-близнецы, — усмехнулся Андрей. — Мальчишки вырастут и станут такими же убийцами, как их отец.

— Зачем вы так говорите? — поежился я.

— Затем, что их папаша вряд ли бы пожалел русских ребятишек.

— Неудивительно, что Гроне жалеет фашиста. Ведь он и сам недавно был таким же. А может, в глубине души и остался? Просто пошел на сотрудничество ради спасения своей шкуры, — усмехнулся Чермоев.

Я просто онемел. Я знал, что Чермоев недолюбливал меня и моих немецких камерадов, но такое услышать не ожидал!

— Я никогда не был таким фашистом, как этот эсэсман! — четко отчеканил я. — Я не совершал никаких воинских преступлений. Я всегда считал, что воевать надо честно и на поле боя, а не с беззащитными стариками и детьми.

— Да, да, в плену вы все быстро учитесь кричать «Гитлер капут» и сразу все поголовно становитесь коммунистами. Мы и не ждали, что ты скажешь что-то иное, — продолжал чеченец. — Правильно, немчура боится — значит, уважает! Чуть что, я и тебя, Гроне, могу расстрелять. Уверяю, рука не дрогнет. Так что смотри мне!

— Я решил сражаться на вашей стороне не из-за страха, а потому, что искренне считаю Гитлера злом для моей Родины и хочу, чтобы поскорее кончилась эта война…

— Ладно, ладно, Гроне, раскипятился, — похлопал меня по колену Петров. — Успокойся, капитан просто пошутил.

— Зато я не шучу! — грохнул кулаком по столу чернявый Андрей. Его явно понесло. — Я прекрасно помню оголтелых молодчиков с закатанными по локоть рукавами, которые расстреливали наших пленных в сорок первом. Да, да, я был у вас в плену, и со мной не цацкались, как мы сейчас с твоими камерадами. Нас били коваными сапогами в зубы и морили голодом в Уманской яме. Как цинично заявил нам ваш эсэсовский офицер, чем больше сдохнет расово неполноценных славян, тем быстрее освободится жизненное пространство для арийского народа.

— Я никогда не считал никакой народ низшей расой, подлежащей уничтожению. У меня нет и никогда не было ненависти к русским…

— А я с удовольствием буду убивать проклятых фашистов, пока ни одного из этих выродков не останется на нашей земле! — яростно отчеканил Андрей.

Господи, за что они на меня так? Что я им еще могу сказать?!

— Оставь его, Андрей. — Сергей берет меня за плечи и выводит из комнаты, шепча: «Не бери в голову, разве ты не видишь, что они в стельку пьяны и несут невесть что».

Вы думаете, их извиняло то, что они был пьяны?! Но русская поговорка не зря говорит: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке».

Я пришел к себе в комнату, меня просто молотило и я долго не мог успокоиться. Возможно, мне стало бы легче, если бы я мог кому-то высказать свою незаслуженную обиду, но я прекрасно понимал, что ни Курту, ни тем более Гюнтеру говорить об этом не стоит.

— Сегодня Лагодинский сообщил нам новости о второй половине сброшенных парашютистов. Они пытались совершить диверсию на нефтепроводе, но были обстреляны и сбежали. Вторая стычка произошла на железнодорожном мосту. Сейчас они действуют не в нашем районе, но нам дан приказ двигаться к ним на соединение. Причем одинаковые приказы из абвера и НКВД пришли почти одновременно. Потрясающее единодушие!

Вообще с появлением десанта относительному спокойствию в нашей жизни пришел конец. Они были как оторвавшийся болт внутри налаженного механизма — неизвестно куда залетит. Слава богу, при приземлении у них пропала рация.

Рядом с пещерой, которую мы облюбовали для жилья, находим следы архаров.