— Что молчишь, скотина?! Соглашайся или…
Один из немцев поднял меня и, задрав мне голову, приставил к горлу нож. Ледяная сталь эсэсовского кинжала неприятно холодила кожу, врезаясь под подбородок.
— Хочешь, я тебя на кусочки порежу, мелкие-премелкие… — шипит солдат мне на ухо.
— У своих дружков-абреков научились головы людям отрезать, — прохрипел я. — Ладно, ваша взяла.
— Оставь его, — скомандовал Ганс Гольдвиц. — Русский все понял и больше не будет рыпаться. Он отведет нас к своим. Или, может, мне приказать солдату продолжить?
Острая сталь впилась мне в горло, проводя косой кровавый след.
— Перестаньте! Я же обещал отвести!
Что ж, отведу. А вот там посмотрим, кто кого! Вообще мне жутко сознавать, что эти звери в человеческом облике мои соплеменники. Я доведу их к нашему отряду, но наши наверняка настороже и выставили усиленное боевое охранение. Вот немного не доходя до наших часовых, я заору «Атас, это фашисты!» и кинусь в сторону. Наши будут сидеть за крупными скальными обломками и выше по склону, чужие вынуждены будут пройти обширное открытое пространство перед подъемом к пещере. Надеюсь, что наши перестреляют их, а мне под шумок удастся спастись.
В декабре в горах темнеет рано, к тому же тяжелая снеговая туча опустилась практически нам на головы и плотно окутала вершину горы. Из тучи срываются крупные хлопья мокрого снега, лепят все гуще и гуще, в нескольких шагах уже ничего не видно. В таких условиях ходить по горам опасно, тем более затевать ночной бой. Командир нацистов решает отложить это мероприятие на завтра, а пока дает команду располагаться на ночлег. Вражеские десантники достают теплые спальные мешки, по несколько человек устраиваются под скальными козырьками, где посуше и не так задувает ветер. Меня заталкивают под самый широкий из козырьков, это почти пещера. Крепко связывают по рукам и ногам, на входе сажают часового из горцев. Несмотря на все пережитое за прошедший день, все же умудряюсь заснуть.
Странно, но очнулся я от женского голоса. Трясу головой, с трудом открываю глаза, надо мной склонилась Лайсат. Связанная по рукам и ногам, она сидит рядом со мной в маленькой пещере, на выходе маячит силуэт охранника-горца. При слабом свете я еле-еле могу различить во тьме ее лицо.
— Говори по-немецки и тихо, — шепчет она мне и кивает на охранника, — этот балбес вряд ли поймет нас.
— Что с тобой случилось? — шепчу я в ответ.
— Через час после вашего ухода появились шестеро из того десанта. Сначала мы радостно поприветствовали друг друга, но потом они заподозрили, что Славик не тот, за кого себя выдает. Нас схватили, связали, притащили сюда, его допрашивали эсэсманы, а меня один из горцев.
То, как она описывала допрос бедного Славика, привело меня в настоящий шок!
— Лайсат, неужели они делали это?! Этого не может быть, я не верю! — мое сердце отказывалось верить услышанному, но я внезапно вспомнил про Менцеля.
— А ты думал, все, что пишут в газетах про зверства фашистов, красная пропаганда? Почти то же самое они сделали летом 1941-го с красноармейцем Гофманом, а ведь он был из поволжских немцев. Не надейся, что вас пощадят как перебежчиков. Я уже вижу, как по-родственному отметелили тебя соотечественнички.
Ясно, Лайсат боится, что я перейду обратно к немцам.
А хочу ли я сам вернуться назад, сбежать из плена и вновь воевать на стороне нацистов? Даже если не брать в расчет неизбежные при таком возвращении разборки с контрразведкой, даже если предположить, что нас с распростертыми объятиями примут назад, — все равно не хочу! Я многое понял здесь, в плену, мои взгляды изменились. Конечно, я не стал коммунистом, но я стал совершенно иначе смотреть на нацистов и их цели в этой войне. Я не могу вернуться к ним, не могу опять стать одним из них, как змея не может вновь натянуть сброшенную кожу. Я стал другим, поэтому отрицательно качаю головой.
— Лайсат, я прекрасно знаю, что обратной дороги У меня нет. Неужели ты думаешь, что я стану унижаться и просить у них пощады? Но у меня есть план.
— У меня тоже, — даже в темноте я чувствую, как чеченка улыбается. — Я ведь местная, облазила эти горы еще в детстве, залезала с друзьями и в эту пещеру, поэтому знаю, что здесь есть второй выход. Правда, это всего лишь узкий и низкий лаз, горизонтальная щель под скалой, но надеюсь, ты тоже пролезешь.
— Отлично, — отвечаю я. — Попозже постарайся зубами незаметно расслабить веревки у меня на руках.
Читать дальше