— Нет, не хочу…
За столом загорланили старую смешную морскую песенку. Она перекинулась и на другие столы. Пели и хохотали над веселыми строфами. Кто не знал слов, повторяли припев. В кабачке собралось немало американских матросов. Откуда им знать старые английские песни? Пели про неунывающих моряков, терпящих бедствие в открытом море. Песенка была длинная, ее обрывали, и она возникала снова то там, то здесь, словно огонек, раздуваемый порывами ветра. Кто-то запевал:
Ну и погоду нам черт принес!
Только волны и ветер.
Все смешалось — и море и небо.
Будто дьявол, как бармен, взбивает коктейль
Из волн, облаков и тумана.
Постепенно вплетались новые голоса, и припев подхватывала вся таверна:
Ах, как жаль нам тех, кто остался на берегу,
Кто спит сейчас под пуховой периной!
Потом густой баритон начинал снова:
Ветер может сорвать у них крышу,
Они простудятся на сквозняке.
Еще хуже — получат насморк.
Ах, как жаль, ах, как жаль!
Ах, как жаль тех, кто не с нами.
Мачты гнутся в кромешной тьме,
Правым бортом черпнули мы воду.
Джона чуть не уволокло за борт,
Хорошо, что уцепился за планшир.
Ах, как жаль нам тех, кто остался на берегу.
Кто спит сейчас под пуховой периной!
Они могли бы испугаться насмерть,
Могли бы промочить себе ноги.
Ах, как жаль, ах, как жаль,
Как нам жаль тех, кто не с нами в открытом море!..
Песенка оборвалась на третьем куплете. Тот, что предлагал Крошоу сыграть еще роббер в бридж, сказал ему:
— А тебе, Джон, не придется черпать бортом воду? Имей в виду, там, в России, еще льды, не получить бы тебе ангину!..
— Ничего мне не будет. Не могу же я отказываться, раз предложили. Потом на море в самом деле спокойнее, чем на берегу. Здесь только расстраиваться и портить нервы. Вот сам увидишь.
Не сегодня-завтра докер уходил в море. Готовился большой караван в Мурманск с ленд-лизом, как называли грузы для Советской России. Крошоу-старшему предложили отправиться к русским, чтобы наблюдать там за разгрузкой судов. В Глазго на его место назначили стивидором Стефана Крейчи, того самого, который сейчас сидел за столом в грубом шерстяном свитере и подшучивал по поводу ангины. Они оба были одного возраста. Джон Крошоу познакомился с Крейчи в порту. Стали почти приятелями, но, конечно, не такими, как с погибшим Вильямом.
— Я не знаю, — продолжал Крошоу, — зачем мы переливаем из пустого в порожнее. Сначала мы разгружаем американские суда в Глазго, потом снова грузим и отправляем в Россию. На это идет уйма времени.
— Я добавлю еще другое, — вмешался один из докеров, сидевших за столом, — Вчера мы грузили «виллисы». Машины на одно судно, а запасные части к ним — на другое. Или возьмите орудия — стволы отдельно, лафеты отдельно. Ну, а если по дороге боши пустят на дно один пароход, предположим с лафетами, значит, стволы нужны будут русским, как яичная скорлупа повару? Так, что ли?
— Об этом самом я как раз и сказал инспектору, — ответил Крошоу. — Он приезжал из адмиралтейства.
— Что же он ответил? — спросил Крейчи.
— Что ответил? — Джон усмехнулся. — Сказал, что когда я стану первым лордом адмиралтейства, тогда он послушает моего совета. Короче, дал понять, что это не нашего ума дело. Я слышал, что он распорядился послать меня в Мурманск.
— В другой раз не будешь лезть не в свое дело.
Разговор за столом стал общим. Опорожненные бутылки и кружки развязали языки. Докеры спорили о том, что инспектор адмиралтейства считал не их ума делом.
— На месте Джона Крошоу я тоже пошел бы в Мурманск, — стараясь перекричать шум таверны, утверждал один из собеседников.
— Хоть сейчас! Русским парням надо помогать по-настоящему. Не понимаю, чего мы волыним со вторым фронтом.
Сосед Джона говорил, не слушая других. Ему нужно было обязательно высказать свою мысль вслух. Он сказал:
— Насчет бошей ты, Стефан, совсем не прав. Теперь ни одна их подводная лодка близко не подойдет к каравану. Джон будет плыть спокойненько, как в мирное время. Слыхали, что из Америки пришел целый флот во главе с «Вильсоном»? Я вам скажу — линкор что надо! Американские корабли будут сопровождать караваны в Мурманск. Вот скоро увидите, какой караванище уйдет из Англии…
Кто-то, наиболее осторожный и, может быть, более трезвый в компании, предостерег говорившего:
— Не болтай лишнего — в таверне тоже могут быть длинные уши…
На предостережение никто не обратил внимания. Все были разгорячены спором.
Читать дальше