Юрий Корольков - Так было…

— Кто здесь? — негромко спросила Регина и выглянула из каменной ниши.

Рядом с собой, на расстоянии какого-нибудь метра, она увидела грязную, взлохмаченную голову и заросшее лицо с испуганными глазами. Регина отпрянула назад, так же как и это страшное существо, голова которого снова исчезла в канализационной трубе.

— Кто здесь? — напряженным шепотом спросила снова Регина.

— Не все ли равно кто, — хрипло ответил человек и выполз из своего убежища. Услышав женский голос, он понял, что ему не угрожает опасность.

Человек был действительно страшен. Даже в полумраке колодца бросался в глаза желто-землистый цвет его кожи — не только лица, но и худого тела, которое едва прикрывала истлевшая одежда. На голове человека было напялено нечто совершенно непонятное. Ноги, замотанные тряпьем и завязанные кусками веревок, казались огромными, бесформенными обрубками. В руках человек держал деревянные колодки, на какие опираются безногие, перетаскивая свое тело по улицам.

Все это — и мертвый цвет кожи, и дряблые мешки под глазами, и впалые, заросшие грязными клочьями щеки — говорило, что человек неделями, может быть месяцами, живет здесь без воздуха и света. Он молча смотрел на Регину, и вдруг что-то в его лице показалось ей очень знакомым — как там, наверху, когда она подошла к развалинам кирпичного дома.

— Ты не узнаёшь меня, Регина? — проговорил человек после недолгого молчания. — Это ведь я, Натан…

Он говорил бесстрастно и вяло, так же вяло протянул грязную, худую руку. Регина инстинктивно попятилась. Даже здесь, среди нечистот, она ни за что не прикоснулась бы к этому существу, назвавшемуся ее братом. Натан понял состояние сестры…

— Ты права, это не нужно… Поцелуи здесь не доставляют удовольствия.

— Натан?! Откуда ты?.. Ты жив! Боже мой!.. Каким ты стал… Подожди! — Регине показалось, что брат снова протягивает ей руки. Только показалось. — Ну говори же, говори, что с тобой было…

— Давай сядем, — сказал Натан. — Мне трудно долго стоять на ногах. Я отвык. — Он оперся на колодки и присел на выступ канализационной трубы. — По моим расчетам, я живу здесь больше года, — сказал он, — с тех пор, как бежал из Треблинки. Ты знаешь, что это — Треблинка?

— Да, знаю. К сожалению, мы узнали о ней слишком поздно, — сказала Регина.

— А если бы раньше?

— Тогда бы восстали раньше.

— Я не мог прийти раньше. Меня послал Комка из лагеря… Но мы опоздали: здесь нам сказали, что восстание кончилось неделю назад и в гетто никого не осталось… Нам больше некого было предупреждать. В Варшаве не осталось живых евреев, а Комка сказал — предупредишь и потом действуй как знаешь… Вот мы и остались здесь вместе с Соломоном Дворчиком. Комка послал его следом за мной…

Натан говорил так, словно Регина знала его знакомых по лагерю. Слова он произносил невнятно, бормотал что-то себе под нос порой так тихо, что Регина не могла разобрать слов. Казалось, что брат говорит сам с собой.

— О ком ты говоришь, Натан? Кто такой Дворчик?

— Дворчика ты должна знать. Он жил на Маршалковской, держал ломбард. А инженер Комка остался там, в лагере… С Соломоном Дворчиком мы и живем здесь. Иногда выходим сюда подышать свежим воздухом. Соломон должен скоро прийти. Ты не пугайся его. Дворчик сошел с ума, но кое-что понимает.

Регина с ужасом глядела на брата. Жить здесь вместе с сумасшедшим и считать зловонную клоаку вместилищем свежего воздуха!

— Сюда… дышать воздухом?! Но ведь здесь нет воздуха!

— Я задыхаюсь…

— Почему? Здесь воздух и свет. Не то что в нашей норе. Правда, там безопаснее…

— Но что вы едите?

Натан не успел ответить. Снова послышалось чавканье, Регина насторожилась.

— Это Дворчик, — сказал Натан. — Надоело, видно, сидеть одному. Я говорю тебе, что он кое-что понимает…

Из трубы выполз на четвереньках человек еще более страшный, чем Натан. Сначала показалась его конусообразная лысина, обрамленная кольцом прилипших к черепу волос. За лысиной на тонкой шее тянулось высохшее человеческое тело. Лица Дворчика не было видно. Стоя на четвереньках, он поднял вверх голову, огляделся и, обнаружив незнакомую женщину, поспешно спрятал за спину консервную банку, которую держал в руках. Безумные глаза его расширились, он собрался нырнуть обратно в трубу. Натан остановил его:

— Не бойся, Соломон, это моя сестра. Иди посиди с нами.

Слова Натана успокоили сумасшедшего.

— Сестра? — забормотал он. — Сестры тоже горят… Все горит. Только алмазы не боятся пламени. Смотрите, как они горят на солнце!.. И не сгорают. Не то что люди… Твоей сестре, Натан, я думаю, можно показать мои сокровища. Пусть смотрит!.. Ты знаешь, женщина, что такое карат?.. Им измеряют вес камней. Карат неизменен и вечен, как сам алмаз… На востоке есть дерево, женщина, у которого косточка зрелого плода подобна гире ювелирных весов. Ты не найдешь в мире двух косточек разного веса. Это «каратина силиква» — дерево ювелиров. Бог создал его для нас, и мы называем каратом вес семени, скрытого в плодах его. Смотри, женщина!..