— Хороши бы мы были, если бы согласились с тобой. Пойди догони его, чтобы таранить.
— Можно было бы заехать вперед, — возразил Альварес. Он не хотел соглашаться с Беном.
Стало темно. Свет луны едва пробивался сквозь пасмурную муть, затянувшую небо. По дороге мела поземка, порывистый ветер бил в лобовое стекло. Порывы временами были так сильны, что казалось, машина вот-вот подымется в воздух. «Фиат» исчез. Прошло не меньше часа, прежде чем удалось наконец его нагнать. Элио Гранта чуточку замедлил ход. Он промчался мимо автомобиля, стоявшего у обочины, мимо женщины, в отчаянии поднявшей руку. Мужчина копался в моторе. Его силуэт сливался с машиной.
Остановились, проехав несколько километров. Решили ждать на тот случай, если водителю «фиата» удастся все же завести мотор. Тогда уж придется действовать методом Фостера — устроить дорожную аварию.
Эдда Чиано нервно комкала в руках платок. Она то выходила из кабины, то садилась снова. Взглянула еще раз на часы и ужаснулась — уже сорок минут, как ее ждут немцы. Пуччи с упрямым отчаянием копался в моторе. Эдда сказала:
— Я должна идти, Пуччи. Иначе они уедут.
— Это безрассудно.
— Я должна идти…
Она выбралась из кабины и, сопротивляясь порывам ветра, пошла вперед, скользя по обледенелой дороге. Ветер бросал ей в лицо пригоршни колючего снега. Пуччи нагнал ее.
— Идемте вместе. — Непослушными руками он пытался поддержать женщину. Он, кажется, обморозил пальцы — мотор успел остыть и металл обжигал холодом.
Они шли километра два или три, пока не наткнулись на машину, стоявшую посреди дороги. Эдда Чиано и ее спутник были в нескольких десятках шагов, когда шофер захлопнул капот, сел в кабину и завел мотор. Путники испугались, что машина, будто посланная им самим провидением, вот-вот уйдет. Эдда громко вскрикнула и побежала к автомобилю.
В кабине сидел немецкий офицер в эсэсовской форме. Эдда пыталась объяснить, что им нужно, но офицер бестолково смотрел и не понимал. Молчали и его спутники. Наконец догадавшись, офицер распахнул дверцу и жестом пригласил итальянцев в машину. Проинструктированный Элио Гранта дал газ и на первом же перекрестке свернул в сторону от шоссе на глухую дорогу. Женщина ничего не заметила, но Пуччи забарабанил ладонями по кожаной обшивке сиденья. Элио сделал вид, что не понимает. Он проехал не меньше километра, пока «догадался» затормозить машину.
Маленький Бен с наивным недоумением посмотрел на пассажиров. Они взволнованно покинули машину и пошли назад, преодолевая ветер и снег. Стивенсу стало жаль эту высокую, красивую женщину, он бы охотно ей помог, но служба требовала как раз обратного. Бен оглянулся — мужчины и женщины уже не было видно, они словно растаяли в призрачном мраке. В кабине остался тонкий аромат дорогих духов. Испанец усмехнулся и отпустил грубую шутку Вот точно такими же наглыми словами говорил Альварес там, в Лондоне, по адресу Кет. Какой мерзавец! Маленький Бен с трудом удержался, чтобы не сказать этого вслух.
Только за полночь Эдда Чиано и сопровождавший ее Пуччи добрались в условленное место — к часовне на горной дороге. Там никого не было. Прошли к постоялому двору — тоже пусто. Хозяин сказал: приезжали какие-то на машине, но уже часа два как уехали. Эдда в изнеможении упала на лавку.
Вильгельм Хетгель, тщетно прождав несколько часов, решил, что синьора Чиано какими-то путями узнала о предстоящем обмане и отказалась от встречи. Огорченный разведчик уехал в Верону.
Когда происходили события этой ночи, графа Чиано уже не было в живых. Его казнили за день до рождества — на несколько суток раньше приговора, подписанного Муссолини. Кто-то торопился быстрее покончить с Чиано. Не помогло и вмешательство святого престола: Галеаццо Чиано последние месяцы был итальянским послом при Ватикане. Папа Пий оказался в затруднительном положении — жена обреченного молила о помощи, он ей сочувствовал, но не хотел ссориться с Гитлером. Он знал — без ведома фюрера даже волос не упадет с головы Чиано. Наместник бога поручил веронскому епископу побеседовать с германскими военными властями. Все должно быть прилично, нельзя казнить преступника в святые дни рождества.
Германский полковник вежливо говорил с епископом. Он тоже был в затруднительном положении. Своей властью откладывать казнь он не может. Конечно, нехорошо получается — полковник тоже католик. Но, может быть, свершить все раньше — до рождества. Не двадцать седьмого, а хотя бы сегодня — двадцать третьего декабря.
Читать дальше