Мкртич Саркисян - Сержант Каро

Как-то, идя вдоль недвижной шеренги пленных, комендант лагеря Карл Шпиллер остановился возле него.

— Ты умейт управляйт машина?

— Да.

— Немецки понимайт?

— Да, знаю.

— Зер гут. Сегодня пойдешь со мной.

После обеда часовой выгнал его из барака, подталкивая прикладом: «Комендант ждет, марш!..»

На окраине города чугунные ворота со щитом и скрещенными мечами преградили дорогу машине. С ржавым скрипом ворота разверзли железную пасть. В глубине сада мрачно темнел старинный особняк.

— Шнель! Быстро! — послышался голос Карла Шпиллера.

Ваан двинулся вслед за ним.

— Вот твоя комната, напротив ванная. Моя старая одежда в ванной, можешь взять себе. Затем поднимешься наверх…

Комендант внимательно оглядел пленного и остался доволен.

— Хильда, вот тебе помощник. Ты рада?

«Вот гады, как скот на базаре выбирают», — подумал Ваан.

— Карл, у него даже элегантный вид, — журчит мягкий голосок женщины.

— Отдай должное моему вкусу. Из двух тысяч выбирал.

— О, Карл!.. Смоляные кудри, глаза черные, белая кожа…

Карл одергивает жену:

— Ты начинаешь его баловать, Хильда, он хорошо владеет немецким.

Комендант удаляется в свой кабинет. А Хильда велит Ваану садиться, она просто говорит: «Садитесь, пожалуйста».

— Как вас зовут?

— Ваан.

— Откуда родом?

— Армения.

Хильда недоуменно пожимает плечами.

— Вы когда-нибудь убивали?.. Драться умеете?

— В мирное время, — отвечает Ваан, — так, детские потасовки…

— А на войне?

— На войне, сами знаете, не плов раздают.

— И немцев?..

— Нет, фашистов, — отвечает Ваан.

— Вы совсем не похожи на убийцу, — грустно заключает Хильда. Потом переходит на деловой тон: — Распорядок вашего дня таков. Утром — рынок, возвращаетесь, ставите машину и вывозите на прогулку мою бабушку. Это трудная обязанность: болезнь сделала старуху невыносимой. Остальное время будете заниматься садом. Предупреждаю, одному выходить из дома запрещено, эсэсовцы щадить не умеют…

Полузакрытые глаза старой Ханны на первый взгляд кажутся неживыми. Но если присмотреться, можно увидеть, как в щелки словно из засады подозрительно сверлят людей холодные, змеиные зрачки.

По утрам старуху осторожно спускают в сад, усадив в коляску на велошинах. Она приказывает вывезти коляску на солнце.

На солнце глаза старухи слипаются и морщинистое лицо расплывается. А чуть погодя раздается глухой крик:

— Хильда, спиртовый раствор, скорее, да, да, на голову…

Ваана она просто не выносит.

— Он что, коммунист? Разрушает мир, под устои подкапывается, да?

— Будет тебе, бабушка! — останавливает поток ее излияний Хильда. — Что ты пристала к человеку? — и с разбитой улыбкой поворачивается к пленному.

— Внучка, какими глазами ты смотришь на него, а?

— Бог с тобой, какими еще глазами?

— Я так только на твоего деда глядела… А этот кто? Кто этот бык?

Хильда закрывает лицо руками. Неужели так слепа природа, наказывая людей? Почему вместо ног не парализовало старухе язык или зрение? Дома к ней привыкли, стараются не слышать ее проклятий и вечных стенаний. Не щадит она и зятя:

— В чужом доме блюдолиз. Коммунистам пятки показал, а в тылу петухом ходит…

Хильда говорит, что ожесточила старуху болезнь. Раньше она такой не была.

Комендант Шпиллер совершенно не похож на Шпиллера-мужа. Хлыст для лагеря, дома он — сама покорность. Словно его поделили надвое: за железными воротами особняка этот человек обретал самого себя, а покидая его — вспоминал о долге перед фюрером.

Карлу под сорок, и он раб малейшего каприза молодой жены. Этот старинный особняк дед завещал внучке вместе с солидным капиталом и бабкой (родители Хильды погибли в авиационной катастрофе), и Карл, по всей вероятности, почитает также ее состояние. Женившись в канун войны, он не успел насладиться семейным счастьем: через два месяца его перебросили на восточный фронт, в Россию, само упоминание о которой здесь, подобно приговору, приводило военных в трепет. Однако влиятельные дядья Хильды с помощью простиравшихся до рейхстага связей сумели пристроить Карла, приехавшего в отпуск, комендантом лагеря в пригороде. Значит, Карл обязан жене и спасением жизни. Трудно сказать, что сильнее — любовь к Хильде или привязанность. Но Карл боготворит ее!

Утром, в час, когда Хильда спускается в сад, Ваан поливает цветы. Женщина выходит в шортах и непременно с библией в руках. Ваан старается не смотреть в ее сторону. Старается, и от напряжения у него рябит в глазах. Хильда — единственный человек, кто напоминает ему, что он не утратил человеческого облика.