Мкртич Саркисян - Сержант Каро

С трудом успокаиваю его. Немного погодя его тоскливые глаза оживляются. Он виновато улыбается.

— Ты знаешь, какая девушка живет в соседнем доме? — говорю я. — Во всем мире второй такой не сыскать. Хочешь, пойди и утоли свою тоску по Маник.

— Ладно, не утешай, — сухо прерывает он. — Не думай обо мне плохо. Правда, хоть я и не верю, что выйду живым из этого ада, но ты в моей честности не сомневайся. Я и живым буду в первых рядах, и должно быть, умирая, тоже… Знай!.. Я выхожу из себя.

— Я тебе не исповедник и не следователь. Прекрати эти глупости!

Из сада, громко смеясь, выбегает наша соседка с косынкой в руке. За ней с веткой цветущих вишен бежит лейтенант Борисов.

— Стой, Верочка, стой!.. — кричит он.

Девушка скрывается за деревьями. Сады разносят эхо ее веселого голоса и передают в овраг.

— Молодец, парень! Видишь, как держит под огнем сердце девушки… — говорю я Онику.

Глаза Оника потеплели.

Из-за самого дома показываются три самолета… Бросаемся на землю. В овраге, недалеко от нас, взрываются бомбы, одна, другая, третья, трещат пулеметы. Самолеты исчезают так же внезапно, как появились.

Лепестки вишен, как слезы, падают на землю. Деревья взгрустнули. Некоторые из них уже бессильно опустили сломанные ветки. Весну ранило, и словно убило какую-то прекрасную песню.

— Смотри, что это?.. — бледнеет Оник.

Из сада медленно выходит Борисов, неся на руках Веру. Руки девушки, как сломанные ветки вишневого дерева, свисают вниз, кровь окрасила лицо и белое платье. Идем им навстречу. У Борисова лицо потемнело и осунулось. Мы молча шагаем к дому. Мать девушки бросается к ногам Борисова:

— Верочка!..

Пулеметная очередь прошлась по груди девушки. Она мертва.

— Верочка!..

Мы молча выходим из дому, оставив у трупа мать и лейтенанта.

Оник шагает быстро, словно убегает от самого себя, от мира, от всего…

Поздняя ночь, но мы не спим и говорим о нашем детстве, о школе, касаясь мысленно памятью любимых и священных мест, камней и кустарников, пьем холодную воду наших горных родников.

— Знаешь, если я вернусь домой, я буду жить иначе, — говорит Оник. — Я только теперь стал понимать жизнь. Надо сделать так, чтобы она стала легче и красивее. Жизнь должна стать легче и красивее. Нам нужна такая жизнь, чтобы забылось все это, все!..

Ты говоришь, что вы здесь только три дня, — продолжает Оник. — Значит, вряд ли их любовь имеет даже однодневную историю. Любовь, рождение и смерть которой свершились одновременно… Убили у человека любовь, а с ней и душу…

Беспокойная ночь. Даль глухо и грозно грохочет…

Последние две недели мы наступаем.

Наши части, как разлившийся поток, сорвались с места и сметают, гонят скопления вражеских войск. Оборонительные рубежи бессильны против нашего наступления. У бойцов настроение приподнятое.

— Если так продолжится, через шесть месяцев мы сойдем в Берлин. Честное слово! — говорит Сергей.

Старший лейтенант Потапов, мой заместитель по политчасти, из-под очков смотрит на меня.

— Работы еще очень много, очень. Еще на целые годы, да, на годы…

Потапову под пятьдесят. Он москвич, долгие годы был преподавателем истории в одной из московских школ. Хороший человек, честный и справедливый. Ребята нашей роты полюбили его, он всегда с солдатами. Потапов и здесь взял на себя роль доброго учителя и воспитателя. В его лексиконе часто путаются слова «солдат» и «ученик».

— Товарищ лейтенант, я недоволен командиром первого отделения второго взвода сержантом Черкасовым. Он вчера был пьян, и ученики смеялись… — Или: — Наши ученики-отличники глазом не моргнут перед врагом…

Оник и Потапов (Оник командир, второго взвода нашей роты) очень подружились, но спорят друг с другом каждый день. Потапов находит, что Оник очень сентиментален и что он должен устранить этот недостаток, если хочет быть более полезным фронту.

— Оник Варданович, вы не должны обижаться, у меня сын старше вас, но поймите же, нельзя быть таким сентиментальным, нельзя.

Оник с ним не согласен.

— Нет, дорогой товарищ старший лейтенант, я молод и живу сердцем и чувствами. И еще: я не люблю это слово «сентиментальный», в нем есть какой-то подчеркнуто политический смысл.

Политрук молча улыбается, но немного погодя снова начинается надоевший всем спор.

Оник последнее время чувствует себя хорошо, потому что и фронтовые дела идут хорошо, и мы вместе. Он очень привязан ко мне. Если часа два не видит меня, бежит разыскивать, а не найдет, — уже глаза влажные. Вот это и делает его в глазах Потапова сентиментальным. Связной Оника погиб, и он рыдал, как ребенок. Об этом рассказал мне Потапов.