Идиля Дедусенко - В «игру» вступает дублер

«Да, слишком короткой была подготовка», – думал Зигфрид. Но это тоже не оправдание. Сейчас каждый честный человек помогает стране выиграть войну, победить фашизм. Петрович, Анна, её отец, Василий… Они-то пошли вообще без подготовки. Каждый старался в меру своих возможностей, чтобы помочь ему в деле, которое стало для них самым главным в жизни. Анна и старый Вагнер уже поплатились за это, и он не вправе больше отсиживаться, осторожничать. По крайней мере, с Гуком надо быть более решительным.

Напротив дома Гука Зигфрид остановился, осмотрелся. Гук, наверное, до вечера ждал его в гестапо, а он решил прийти к нему домой, когда тот, возможно, уже и не ждёт его. На стук Гук открыл быстро, словно уже стоял у двери наготове. Он только что вышел из ванной в длинном махровом халате с большим полотенцем в руках.

– Вы по-прежнему предаётесь удовольствиям? – спросил Зигфрид. – Невзирая на явное приближение кончины нового порядка в городе?

– Покойников принято обмывать, – невесело и грубо пошутил Гук.

Он, казалось, совсем не удивился приходу Ларского. Гук был крайне серьёзен и сосредоточен. Зигфрид впервые видел его таким и не без основания полагал, что не последнюю роль здесь сыграло письмо его матери.

– Ничего нового добавить не могу, – мрачно заявил Гук.

– А что, не может пройти версия убийства из-за ревности? – спросил Зигфрид.

– Нашли дурака, – усмехнулся Гук. – Как же, поверит Фишер в эту версию!

– Кто знает…

– Уж я-то знаю! – зло выкрикнул Гук. – И нечего ко мне шляться!

– Я всё-таки приду, и вы мне скажете всё, вплоть до номера камеры и распорядка дня в тюрьме. А сейчас поговорим немного о другом.

Гук нервно передёрнул плечами и плюхнулся на диван, продолжая обтирать голову полотенцем. Зигфрид сел напротив на стуле, выждал небольшую паузу и спросил:

– А скажите, что сделали с тем сапожником, которого взяли в мастерской около рынка после бомбёжки?

Впервые за весь вечер Гук проявил хоть какой-то интерес:

– Вы его знали?

– Не думаю.

– Тогда зачем спрашиваете? – с усмешкой сказал Гук. – У него под одеждой была тельняшка. Так?

– Что с ним? – быстро спросил Зигфрид.

– В гестапо его доставили уже мёртвым, он пытался бежать, вот и пристрелили. Документов при нём не было, а он почему-то оказался в центре города в своей будке сразу после бомбёжки. Его взяли, чтобы выяснить, кто такой, а он попытался убежать. Но убежать ему не дали. Сами понимаете…

Зигфрид, наконец, узнал, что с Морозовым. Если, конечно, Гук говорил правду. Но сейчас ему не было резона лгать. Пожалуй, самое время задать и ещё один важный вопрос.

Зигфрид слегка наклонился над столом. Его лицо, необычайно серьёзное и сосредоточенное, сейчас хорошо освещалось лампой, и Гук отметил, что никогда ещё не видел Ларского столь решительным.

– Откуда у вас фотографии, которые вы предъявляли на допросе?

Гук опять усмехнулся:

– Вас, конечно, интересует только одна из них…

Он чуть помолчал и неожиданно выкрикнул:

– Майора Игнатова!

Зигфрид ничем не выдал своей настороженности, лишь слегка наклонил голову и повторил вопрос:

– Так откуда?

– Это вы лучше у Фишера спросите.

Зигфрид откинулся на спинку стула, попытался расслабиться. Хитёр Фишер! Порасставил своих людей повсюду. К нему и Анне относился с подозрением, подослал Антонину. «Но с фотографией Игнатова просчитался, не такой реакции ждал от меня», – думал Зигфрид.

Гук вдруг неизвестно почему стал словоохотливым:

– Фишер считал Игнатова руководителем оставшегося здесь подполья. Я так понял, что были какие-то сведения, чтобы предполагать это. Только и всего. Фишер приказал искать всюду его и сообщников.

– Ну что же, на сегодня хватит вопросов, – сказал Зигфрид в раздумье.

Его теперь сильно занимала мысль, почему Фишер выбрал фотографию Игнатова? Имеет ли какое-то отношение к этому Шкловский? Вообще, Евгений – очень странная фигура. Он много знал о жизни «Ларского», явно подозревал его в чём-то, намекал на тайную деятельность, но… Но, значит, не доносил никому, поскольку Ларского не трогали! И если бы не Фишер, Ларский и поныне мог бы быть спокоен. Видимо, напрасно сам он подозревал Шкловского в доносительстве. Ведь не было никакой реакции со стороны немецкого командования или гестапо на те сведения, которые Шкловский получал от Коха! Странно. Кто же он такой, этот Шкловский?

Зигфрид встал, подошёл к двери. Уже взявшись за ручку, остановился и, обернувшись, сказал: