Идиля Дедусенко - В «игру» вступает дублер

– Вам-то что за дело! – обозлился Гук.

Чернов развязал ему руки, придвинул к нему стул и опять весело заявил:

– А теперь вы должны развязать свой язык!

– Кто вы такие?

– Вначале объясните смысл фразы насчёт того, что вы сваляли дурака, – сказал Зигфрид.

Гук, отпив воды, криво улыбнулся:

– Когда вас допрашивал обер-лейтенант Фишер, я подумал, что вы не тот, за кого себя выдаёте. Мне знакомо ваше лицо, но не могу вспомнить, почему. Решил пока не говорить, выждать, а потом продать подороже. А надо было сразу сказать! Тогда бы не сидел вот тут, как дурак!

– Ну, если бы вы опередили и «продали» меня подороже, вам бы тоже не поздоровилось.

– Не понимаю.

– Перестаньте притворяться!

– Но я слишком маленький человек и не понимаю, что вам от меня нужно.

– Что нужно, скажем, но прежде хочу предупредить: надеемся на ваше благоразумие.

– А на чьё благоразумие могу я надеяться? Где гарантия, что вы меня не прикончите?

– Мы рук марать не станем. Это сделают немцы, причём с особой жестокостью – они страсть как не любят предателей.

– Как вы это сделаете?

– Перешлём им компрометирующие вас материалы, и они с вами расправятся.

– Мне надо подумать. Дайте хоть пару дней.

– Не дадим.

– Чего вы добиваетесь?

– Поначалу нас устроят сведения о структуре гестапо, полиции безопасности, о руководителях и тайных агентах.

– Можете не продолжать! Ничего я вам не скажу!

– Вот интересно, на допросе у фашистов ты тоже вёл себя так же смело? – с явной издёвкой спросил Чернов.

Зигфрид закурил папиросу и тихо сказал:

– Будете молчать – вам отсюда не выйти.

Гук опасливо покосился на Чернова, ставшего за спиной.

– Что получу взамен? – стал торговаться он.

– Жизнь и прежнее положение у немцев, – ответил Зигфрид. – Разве этого мало?

В комнате наступила тишина. Старинные часы на стене отстукивали время. Казалось, что под это мирное тиканье трое молодых людей просто разговаривают, отдыхая. Наконец Гук, облизнув тонкие губы и прищурив жёлтые кошачьи глаза (ну прямо как в детстве!), решительно сказал:

– Пишите!

– Я вижу у вас авторучку, – сказал Зигфрид. – Вот бумага. Пишите сами.

– Торопитесь? – со свойственным ему ехидством спросил Гук, доставая авторучку, и Чернов подумал, что он не только трус, но к тому же наглый.

– Это в ваших интересах, – парировал Зигфрид. – Вы что, забыли про даму в соседней комнате? Кстати, как вы ей объясните, что здесь произошло?

– Ещё не знаю, – сказал Гук. – Придумаю какую-нибудь историю. Да и просто прикажу молчать. В общем, вам нечего беспокоиться.

Пока он писал, Зигфрид внимательно читал, стоя у него за спиной, потом сказал:

– Теперь подпись, только отчётливо.

Гук нервно отодвинул бумагу.

– Вот теперь вы совершенно свободны и можете развлекаться. Но не забудьте, что нам ещё потребуются списки заключённых, а также подозреваемых лиц. Подготовьте к следующей встрече. Да не тяните.

Итоги операции и возможные её последствия обсуждали в «берлоге» у Петровича.

– Ну, как по маслу! – дожёвывая хлеб с тушёнкой, радовался Николай. – Даже не ожидал такой удачи в понедельник! Ну и скользкий тип! Как ни крутился, а собственной рукой написал информацию. Это ж такой вексель выдал! Теперь можно доить его, как корову.

Чернов довольно рассмеялся.

– Я вот всё думаю, почему он на допросе в кабинете директора не сказал о своей догадке? – задумчиво проговорил Зигфрид. – Тогда бы, возможно, моя песенка уже была бы спета. Наверняка сразу бы взяли. Почему же он не сказал? Всё-таки не узнал?

– Ясно, почему, боялся. Знает же, что ему это с рук не сошло бы.

– Пожалуй, – согласился Зигфрид. – И всё-таки не верится, что у него не осталось ни капли сожаления о содеянном. Предательство – груз тяжёлый. А ведь у него мать дома осталась. Может, выяснить, знает ли она, что её сын оказался на службе у фашистов? Наверное, думает, что погиб или страдает в плену. Так сказать ей правду. Пусть напишет ему хорошее письмо, которое мы могли бы использовать, чтобы и в дальнейшем заставить его работать на нас. Пусть задумается над своим положением.

При слове «письмо» Чернов потрогал засунутый за подкладку листок с известием от матери Зигфрида. От Игнатова знал о его содержании. «Нет, ещё не время», – подумал Николай и сказал:

– Можно попробовать… А как ты думаешь, что Гук сделает с той девицей? Как-никак свидетель.

– Думаю, он найдёт приемлемое объяснение или заставит молчать. Она ничего толком не знает. Василий стерёг её в соседней комнате, так говорит, что нас почти не было слышно. А лица моего она не видела. Теперь вот что. Доложи нашим, что Клейст на днях вызывал с фронта командование 13-й и 23-й танковых дивизий. Думаю, это неспроста. В штаб-квартире суета, какой раньше не было. Это сведения точные – старик Вагнер там истопником, всё подмечает, дочери рассказывает. Великолепный старик оказался! И ещё: Абвер готовит специального агента для заброски в Грозный. Не иначе как для организации крупной диверсии, чтобы ослабить снабжение наших войск горючим. Агент – специалист. То ли инженер, то ли техник из пленных. Дело знает и бывалый.