— Кажется, здесь налицо тот самый скандал, о каком ты мечтала, Джин, — обрадовался Климович. — Теперь тебя возьмут в любую газету.
— Не исключено, — согласилась девушка.
— Это уже японская самодеятельность, — размышлял вслух Сергей, просматривая прессу. — Нагнетание антирусской истерии у себя дома и в Корее. Надо сказать капитану, чтобы немедленно дал опровержение.
— Позвольте, я заклею вам щеку лейкопластырем, Серега-сан, — предложила Джин. — Как жаль, что пришлось все отдать!
— Но ведь мы теперь точно знаем, кто сбил «Боинг» и кто приказал сделать это.
— Кто же?
— Генерал Фицджеральд Холл из Пентагона. Его уже давно нет в живых.
— Нет в живых! Ах, с каким наслаждением я брала бы у него интервью!
— После такого дня вам надо как следует выспаться, Джин. Спокойной ночи!
Климовичу с Тучковым спать не хотелось. Хотелось есть. Климович чувствовал легкое недомогание. Его знобило, болела голова. Вероятно, с голодухи, подумал он. Они поднялись на верхнюю палубу. Ночь близилась к своему исходу. Густой туман уже лег на воду и сушу холодным серым покрывалом. Было зябко.
— Что молчишь? — спросил Сергей.
— Жрать хочется, и кошки на душе скребут.
— Кошки-то почему?
— Как почему? Ведь мы людей заложили! Да они теперь из Мацуры и Дженкинса сделают пару отбивных!
— Ты вот о чем! Ладно, я прогоню кошек с твоей души. Блокнот побывал в Москве, там ребята из нашей оперативно-технической службы его отксерокопировали и заменили в нем последнюю страницу. Когда американцы поймут, что их провели, мы будем уже далеко. Да и пленку Мацуры я отправил диппочтой в Москву. Томагава получил копию. Если у твоей Джин тоже кошки, то можешь рассказать ей о последнем листочке. Но больше ни о чем. Главное — не проболтайся насчет Кларка, а то ведь Джин непременно захочет проинтервьюировать его. Это совсем ни к чему. Мне бы хотелось, чтобы она жила долго-долго и украшала собой наш невзрачный мир…
Утром Климович понял, что серьезно заболел. У него поднялась температура, хриплый кашель рвался из груди. Он лежал на диване с градусником под мышкой, а судовая врачиха пичкала его таблетками, от которых не было проку. Без всякого аппетита Климович съел кое-какую снедь, принесенную Сергеем из ресторана. В тот самый момент, когда «Альбатрос» снимался с якоря, к нему вошла Джин. Она жалостливо посмотрела на него и сказала:
— Я вылечу тебя, Юджин.
— Ты ведьма?
— Немножко.
Джин принесла из своей каюты старую корейскую книгу, мешочек с какими-то семенами и фломастер. Заглядывая в книгу, она поставила точки на его ступнях и ладонях, положила на каждую точку несколько зернышек и приклеила их полосками лейкопластыря.
— Корейская народная медицина су-джок, — объяснила девушка. — Надо время от времени надавливать на каждую точку, и вся хворь пройдет… Хорошо, что ты не корейский император. Наших императоров нельзя было трогать руками. Сделавший это должен был мгновенно умереть. Однажды у одного из императоров вскочил на губе чирий. Нужна была операция. Но врач не смел и подумать об этом. Он позвал шутов, глядя на них, владыка начал смеяться, и чирий лопнул.
Джин хлопотала около него, ласковая, домашняя. От качки она потеряла равновесие и чуть было не упала. Климович удержал ее за руку и прижал к губам душистую ладошку.
— Не надо! У нас это не принято!
Девушка резко отдернула руку и посмотрела на него со строгой укоризной.
— Выходи за меня замуж, Джин! — брякнул Климович ни с того ни с сего.
Она засмеялась.
— А если не пойду?
— Тогда я вернусь в Японию и прыгну в кратер Фудзи.
Джин покачала головой и снова засмеялась.
— Ладно, живи! Только не впутывай меня больше в шпионские истории.
— Принимается.
Она села на пуфик у зеркала и произнесла несколько фраз по-японски. Климович понял, что это стихи.
— Об осени? — спросил он.
— О любви.
— Переведи!
Джин перевела:
— Встретились снова…
Но ведет к тебе лишь один
Путь сновидений.
Пробужденье — разлука.
О, если б не просыпаться!
— Прочти корейские стихи! — попросил Климович.
— Корейские будут в Корее. Прочти ты что-нибудь по-русски!
Климович испугался. Он не знал стихов о любви к женщине. Та поэзия, что проходили в школе, учила любить Родину и ненавидеть деспотизм. Но вдруг откуда-то выплыло:
— Когда-то у той вон калитки
Мне было шестнадцать лет,
И девушка в белой накидке
Сказала мне ласково: «Нет!»
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу