— Нет, я вас спрашиваю, вы действительно давали письменные показания об этих фактах?
— Да вот они у меня в столе, — нервно задергал ручку ящика стола Матейчо.
— А знаешь, сколько мне наобещала его милость? — Траян глазами указал на Матейчо. — И все за то, чтобы я сказал, будто видел все это своими глазами. Да кто мне поверит, я ведь в это время в тюрьме был… Он хотел, чтобы я оказал ему якобы служебную услугу, да только, я вижу, дело здесь пахнет керосином. Не хочу брать грех на душу.
— Ах, у тебя еще и душа есть? — наклонился над столом Матейчо. — Вишь, чего он испугался: не хочет брать грех на душу! Ну погоди, ты меня запомнишь на всю жизнь, хорошо запомнишь.
— А я ничего не боюсь. Завтра утром ухожу на фронт, а если мне повезет и я вернусь живым и здоровым, тогда и поговорим…
— Ты еще и угрожаешь? — вышел из-за стола Матейчо.
В дверь сильно постучали.
— Войди! — разрешил Матейчо.
Сначала бабушка Луканица просунула только голову, а затем нерешительно вошла. Под мышкой она держала небольшой узелок, завернутый в домашнее полотенце. Она поставила свою палочку у двери и сделала шага два вперед.
— Матей, добрый день. А вот и он, сын Пышова. А я уже к вам ходила, — обратилась она к Траяну и скороговоркой добавила: — Твой отец сказал мне, что тебя вызвали в общину. Принесла тебе небольшую передачу для нашего Асенчо.
— Эх, бабушка Луканица, — с досадой нахмурил брови Траян, — я уже целый мешок посылок набрал. Денчо Чолаку передал для Пени большую сумку, жена Кутулы — целую баклажку, бабушка Яна и та принесла передачу для Ангелчо, а когда я сюда шел, встретила меня Бойка Слановская, и она готовит посылку для брата.
— Сынок, да разве ж так можно? Другим передашь и то и это, а наш ничего не получит? Ты не подумай чего такого особого, я всего-то и посылаю одну исподнюю и одну полотняную верхнюю рубаху, да еще баницу испекла.
— Бери, бери, — сказал Самарский.
— А от меня передашь им всем по пачке сигарет. Ничего с тобой не станет, выдержишь, — вмешался и Матейчо.
— Легко сказать, — продолжал упорствовать Траян, — бери да бери, а там неизвестно, докуда поезд довезет и где на своих двоих добираться придется, а тут нагрузят как осла. — Он косо посмотрел на посылку бабушки Луканицы и небрежно взял ее.
Она улыбнулась и все так же скороговоркой прибавила:
— Скажи ему еще, чтобы берег себя да на рожон не лез. Пусть глядит: где люди, там и он. Писал дружкам своим, что целую кучу орденов собирается принести.
— Разве ж это плохо? — прервал ее Матейчо.
— Хорошо, Матей, да только лучше, чтобы жив-здоров вернулся…
Когда Матейчо и Самарский остались одни, они несколько минут молчали. Потом Самарский сонно зевнул и, потерев лоб, лениво сказал:
— В другой раз не попадайся на такие дешевые номера.
— Мошенник, вначале сам мне все это говорил, а теперь заартачился, узнал, что на фронт идет, и отказался от всего. Тогда передай Крачунову, что Данчо Данев лично мне приказал больше не заниматься Слановским. Я готов пойти на очную ставку с Данчо, в глаза ему плюну, если он скажет, что не давал мне такого приказания.
— На чем будешь строить свои догадки? — в недоумении спросил Самарский.
— Есть у меня кое-что на уме, — стукнул себя по лбу Матейчо. — Почему бы не допросить Лиляну Узунову из Лозена? Она встречалась и с Данчо и с Киро. Почему полиция ее арестовала, а потом сразу же выпустила, и она после этого ушла к партизанам?
— Ну и что? — снисходительно усмехнулся Самарский.
— Не смекаешь? — оживился Матейчо. — Любого из нас на ее месте посадили бы в тюрьму, сослали бы в лагерь, расстреляли бы, а ее выпустили. Мы с тобой прошли через их руки и знаем, что это такое. Как же она, ученый человек, не поняла, что с Данчо Даневым не все чисто? Отрежь мне голову, если не окажется, что и она человек полиции! — повысил голос Матейчо. — Все трое служили в полиции. Да вот и осенью, когда я сделал обыск у Киро Слановского, Данчо чуть было не разорвал меня на куски, значит, у него было что-то на уме… — Матейчо не спускал глаз с Самарского, ожидая от него поддержки.
— Все-таки нужны улики, нужна хоть какая-нибудь ниточка, чтобы зацепиться. — Самарский посмотрел на часы и тихо добавил: — Мне надо торопиться на поезд.
Матейчо, смущенно моргая, заискивающе спросил:
— Ну так что доложишь начальству? Знаешь, у Цоньо Крачунова на меня зуб.
— Не знаю, что и сказать, — неопределенно пожал плечами Самарский, показывая, что сожалеет о напрасно потерянном времени. — Тебе не надо было раньше времени шум подымать. Проверь, уточни все и тогда сигнализируй.
Читать дальше