Юрий Гладышев - Я назову его имя

Когда до первых домов осталось примерно с километр, Шинкарёв посмотрел налево.

— Володя, — сказал он с волнением, — посмотри, пожалуйста, вон туда, у тебя глаза помоложе. Что там такое?

Володя, чуть сбросив скорость, повернул голову.

— Кажется, памятник, Алексей Васильевич.

— Памятник?! Давай к нему.

Володя покачал головой:

— Алексей Васильевич, у меня легковушка, а не БТР, сейчас сворот найдём и подъедем.

— БТР, говоришь? Правильно, здесь он и повернул.

— Кто повернул? — Володя удивлённо посмотрел на Шинкарёва.

— Бронетранспортёр, из которого по нам стреляли. Володя понимающе кивнул. Он сбросил скорость и внимательно смотрел вперёд.

— Есть. Есть дорога, Алексей Васильевич. «Волга» свернула на просёлочную дорогу и, слегка покачиваясь, покатила к памятнику. Когда подъехали, Шинкарёв вышел из машины, огляделся. Да, сомнений не оставалось, это было то самое место, где он оставил мёртвого Алёшку. Вон в пятистах метрах огороды. Вот только вместо камышовых зарослей прямо за обелиском раскинулось пшеничное поле.

— Скажите, это здесь?

Шинкарёв не заметил, как подошла Галина Васильевна. На её плечах он увидел чёрную косынку.

— Да, Галя, Алексей погиб здесь. Пойдём к обелиску.

Она накинула на голову косынку, Шинкарёв взял её под руку, и они пошли по выложенной плиткой дорожке.

Обелиск был огорожен невысокими металлическими столбиками, которые соединялись между собой цепями. Три ступеньки вели на выложенную мрамором платформу, и уже с этой платформы уходила в небо трёхметровая пирамида, увенчанная звездой.

Шинкарёв прочитал надпись на обелиске: «Здесь покоятся останки неизвестного советского солдата, погибшего в неравной схватке с немецко-фашистскими оккупантами в июле 1942 года. Имя твоё неизвестно — подвиг твой вечен».

— Вот, — тихо сказал Шинкарёв, — значит, и похоронен он здесь, сдержала бабка слово. Ну, здравствуй, Алексей.

Галина Васильевна, вытирая носовым платочком глаза, опустилась на колени.

— Какая у тебя могилка, братик…

У подножья пирамиды лежал букет ещё не завядших красных гвоздик.

Тишину нарушил шум подъехавшей машины. Из крытого брезентом «уазика» вышел полноватый человек лет пятидесяти. Одет он был в светлые брюки и рубашку.

— Здравствуйте, люди добрые.

Приехавший протянул руку сначала Алексею Васильевичу, затем Володе.

— Ермаков Василий Степанович, председатель сельского совета, — представился он и сразу продолжил. — Мне тут наши местные сороки на хвосте принесли, что, мол, к памятнику «Волга» подъехала, вполне возможно — начальство какое-то.

Шинкарёв грустно улыбнулся:

— Да нет, не начальство мы. Мы вот к нему, — он кивнул в сторону обелиска.

Ермаков недоверчиво посмотрел на Алексея Васильевича:

— Постойте, так вы что, знаете, кто здесь похоронен?

— Знаю. В июле сорок второго он погиб вот на этом месте, на моих глазах. А эта женщина — его сестра, — Шинкарёв показал на оставшуюся у обелиска Галину Васильевну.

— Вот это дела, — удивлённо воскликнул Ермаков. — Так вы, значит, тот, второй?

— Какой второй?

— Ну, понимаете, я-то во время войны пацаном был. Жила у нас на хуторе женщина, Клавдией её звали…

— Подождите, — Шинкарёв прервал председателя. — Клавдия жива?

— Нет, к сожалению, лет пять как померла. Так вот она рассказывала, что в тот день, когда на хуторе бой был, а точнее — перед боем, к ней приходили два солдата, попить просили. Ну, она их напоила, харчей на дорогу дала, и они ушли. А тут немцы. В общем, один здесь погиб, а второй жив остался и потом уже, на хуторе, немцев-то и перебил. Помню, немецкая бронемашина с неделю на улице стояла. Мы, детвора, лазили по ней, пока наши её не забрали.

— А кто похоронил его? — спросил Шинкарёв.

— Да кто — всем миром и хоронили, деды могилу копали, мужиков-то, понятное дело, на хуторе тогда не было. А главное, Клавдия эта постоянно за могилкой ухаживала, пока в шестьдесят пятом, к двадцатилетию Победы, памятник не поставили. Тогда уж школьники шефство над ним взяли. Тут ведь и в пионеры принимаем, и новобрачные сюда приезжают. А как же, могила неизвестного солдата, как в Москве. Кстати, у нас и музей боевой славы лучший в районе.

— Послушайте, Василий Степанович, есть теперь имя у этого солдата! У вас есть на чём писать? Я назову его. Хотя нет, не надо писать.

Сергей достал из внутреннего кармана пиджака коробочку и удостоверение на медаль.

— Вот, возьмите в музей. Это медаль «За отвагу», его медаль, и удостоверение на его имя. Хотел её сестре отдать, но, думаю, в музее эта медаль нужнее будет. А сестра поймёт, я знаю.