Николай Кожевников - Гибель дракона

Генерал Ямада, поблескивая очками, молча слушал, делая отметки на карте, разложенной на широком столе. Тяжелые шторы на окнах были спущены. Население Чанчуня, особенно китайцы, глухо волновалось, и полицейским дважды за день приходилось разгонять толпу, собиравшуюся под окнами штаба. «День назад китайцы не смели бы пройти по этой улице, а сегодня...» По какой-то странной, не осознанной ассоциации, Ямада вспомнил русскую женщину с ребенком на руках. Где это было? Она что-то кричала на дурном японском языке. В отряде Исии! Но что она говорила? Ямада задумался. И внезапно в монотонно журчащую речь Хаты влился гневный голос русской: «Вам все припомнят! Вам отомстят, изверги проклятые! Придет и ваш час!» — «Странно! — пренебрежительно усмехнулся Ямада. — Не могла же она знать всего этого». Час еще не пришел и вряд ли придет. И вдруг он увидел плачущего ребенка на руках матери, закованной в кандалы. Такого с ним еще никогда не бывало. Он открыл глаза и заставил себя прислушаться к голосу начальника штаба. Ну, конечно, это унылый Хата нагнал воспоминания: и до чего он похож на Исии! Ямада неприметно усмехнулся. Никакие воспоминания не заставят его потерять рассудок!

Углы громадного кабинета тонули в полумраке, только настольная лампа бросала свет на озабоченное лицо Хаты с дрожащими дряблыми щеками. Лицо начальника штаба показалось командующему неприятным. Он поморщился.

— Бронетанковые подвижные колонны советских войск, — продолжал Хата, — вступили в предгорья Хингана. Вот сюда, — он ткнул сухим желтым пальцем с обкусанным ногтем в кружок на карте и замолчал, пытаясь угадать мысли командующего.

Ямада молча пожевал губами и слегка наклонил голову, ожидая продолжения доклада.

— Авиация русских продолжает наносить удары по нашим тылам и коммуникациям. Многие железнодорожные узлы парализованы. Мы лишены связи с частями на севере, северо-востоке и западе. Ни один наш самолет не смог подняться в воздух. Помощь ставки императора — двенадцать транспортов, шесть эсминцев и три миноносца — не пришла, — Хата замялся. Он боялся сказать командующему правду: помощь и не придет. Суда или потоплены, или взяты в плен. Хата поклонился, блеснув лысиной, и замер в почтительной позе, ожидая решения.

Часы из темного угла глухо вызвонили три удара. Ямада вздохнул, слегка постучал сухонькими пальцами по подлокотнику и скрипуче сказал, по-стариковски устало откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза:

— Пишите, генерал.

Хата поспешно сел, открыл папку и достал чистый лист бумаги.

— Солдаты императора! — торжественно начал командующий. — Божественный государь послал нам помощь на... — Ямада в раздумье поглядел на лепные украшения потолка, — на двухстах судах! Из Ямато завтра вылетит армада, — так и напишите, Хата, — армада самолетов. Самураи! Император ждет от вас подвига во славу страны ваших предков. Убивайте каждого чужого, кто пришел в эту облагодетельствованную нами страну. Помните: вы самураи — народ, избранный богом повелевать всеми народами мира! — Ямада выпрямился в кресле и внимательно смотрел на колонки иероглифов, возникавших под быстрым пером Хаты. Реденькие, седые брови Ямады встопорщились, глаза запали и, отражая свет лампы, жестко поблескивали. Голос постепенно окреп, в нем появились сухие металлические нотки. — Будьте жестоки, самураи! Вам нет ничего запретного. Убивайте! Убивайте противника всегда и везде! — Ямада передохнул. — Вот и весь приказ, Хата. А дальше — только вам, — он нахмурился. — На пути отступления отравить водоемы. В южные районы забросить чуму, — раздумывая, постучал холеным ногтем по столу. — Все зараженные слуги бога пусть сдаются в плен... — Ямада задохнулся и замолчал, устало закрыв глаза... И опять появилась женщина с ребенком. Она смело шла к столу. Кандалы ее тихо позвякивали: «Придет и ваш час!»

Ямада вздрогнул. Хата удивленно поднял брови. Репродуктор в темном углу внезапно ожил:

— Господин командующий, воздушная тревога!

В городе уже рвались бомбы.

Утром второго дня солдаты увидели над центральным дотом Обо-ту белый флаг. Самохвал приказал прекратить огонь и дать ответный сигнал.

На штыке подняли полотенце. И сейчас же из дота на вершину сопки выполз японец и пошел к белому флагу. Он казался вдвое меньше от частых поклонов и приседаний. Со всех сторон на него смотрели строгие настороженные глаза. Зная вероломство врага, солдаты были готовы встретить сокрушительным отпором любую провокацию.