Иван Бородулин - Мы — разведка. Документальная повесть

Это открытие отнюдь не прибавило нам бодрости. Но вот грохот затих, мы осторожно, как мыши, выбрались наверх и обнаружили, что выход завален. Минут двадцать чем только можно вышибали рисунчатую решетку в высоком окне костела. Оказавшись на улице, увидели, что вся верхняя часть костела снесена, а вход засыпан огромной грудой битого кирпича и черепицы.

Поминая недобрым словцом немцев, село и всех святых, мы выбрались за околицу и зареклись впредь совать нос в религиозные строения с подземными склепами, гробами и непрочными крышами.

Шла вторая неделя наступления. Наш полк прошел с боями больше ста километров, все время — в первом эшелоне, ни разу не получив подкреплений. Мы, как и всегда, двигались впереди, снабжая командование необходимыми сведениями о противнике.

Однажды мы оторвались от полка километров на семь. Ведя дневную разведку, ждали, когда фрицы остановятся и займут оборону. В этом случае мы обычно посылали на командный пункт связного и начинали свою «исследовательскую» работу.

И вот перед нами большое село, разделенное на две части глубоким оврагом. По дну его совсем по-российски журчит немецкая речушка, Через овраг перекинут довольно прочный деревянный мост. Что там, за мостом? Оставили немцы заречную часть села или притаились, ждут нашего появления?

Перебрались через речушку (не по мосту, а низом, вброд), долго крались от одного угла к другому, пока не убедились, что немцев в селе нет. Торопиться, стало быть, некуда. Решили немного передохнуть. Расположились в первом попавшемся пустом доме. Петр Шестопалов, большой любитель по части съестного, не мог удержаться от того, чтобы не обшарить все кладовки.

Вскоре в кухонной печи потрескивал огонь, а на плите в огромной кастрюле, щекоча нам ноздри приятным запахом, варились сразу три курицы. Шестопалов танцевал рядом, причмокивал губами, то и дело пробовал готовность великолепного и неожиданного блюда. Остальные, глотая слюну, шлифовали о брезентовые голенища главный солдатский инструмент — ложки.

Вдруг кроме булькания кастрюли мне послышался какой-то приглушенный лязгающий звук. Он доносился снаружи. Я подошел к окну, глянул и отшатнулся. Мама моя! По дороге, приближаясь к нашему дому, шел немецкий танк.

Я прислонился к стене и хрипло произнес:

— Танки!

Чьи танки, ребята догадались, наверное, по моему растерянному виду. Кто-то в мгновение ока вышиб кухонное окно, и разведчики один за другим стали выскакивать во внутренний дворик дома.

Движимый каким-то неосознанным чувством, я еще раз глянул в окно и заметил, что орудийная башня танка повернулась и ствол с толстым набалдашником дульного тормоза уставился прямо на меня. Видимо, танкисты заметили бегство ребят и на всякий случай взяли под прицел подозрительный дом. Но мне казалось, что сам танк видит меня, голенького, беззащитного. Я стоял у окна, и, как кролик перед удавом, не мог отвести глаз от черного круга пушечного жерла.

Из этого оцепенения меня вывело яростное ругательство Рашпиля. Шестопалов лез в окно, прихватив кастрюлю с курятиной, и, наверное, обжегся. Я прыгнул в кухню, махом перескочил подоконник и спустя минуту догнал ребят. Впереди, расплескивая дымящееся варево, бежал Петр Шестопалов. Мы приближались к знакомому броду, когда увидели, что навстречу нам идет еще один танк, за ним второй, третий. Ничего не оставалось, как нырнуть под мост. Я оказался рядом с Шестопаловым. Вот ведь упрямый черт! Он все еще держал кастрюлю. Крышки на ней уже не было, и Петр с наслаждением вдыхал горячий и густой пар. Потом он скинул бушлат, накрыл им кастрюлю и уселся на нее.

Танки, прогрохотав по настилу, быстро скрылись за поворотом улицы, а мы, отдышавшись, тут же под мостом с аппетитом обглодали куриные косточки, на все лады расхваливая боевую выдержку и находчивость Рашпиля.

Шел апрель 1945 года. 10-я гвардейская дивизия в составе 2-го Белорусского фронта наступала в направлении к северо-западу, стремясь выйти на побережье Балтики. Гитлеровцы сопротивлялись отчаянно, цеплялись за каждый населенный пункт, оставляли выгодные для обороны рубежи только после ожесточенных и кровопролитных боев. Это было понятно — немцы хотели выйти из Восточной Пруссии, избежать окружения. Советское же командование преследовало противоположную цель.

Наши наступающие части испытывали большие трудности из-за того, что не имели топографических карт. Местность была чужая, незнакомая, и подразделениям приходилось вести боевые действия вслепую. Любой войсковой командир может подтвердить, как много значит в наступательном бою простая топографическая карта-километровка. Ее не могли заменить ни разведывательные сведения о противнике, ни многочисленные «языки».