Иван Бородулин - Мы — разведка. Документальная повесть

Темной мягкой лощиной наша автоконная кавалькада благополучно прокралась мимо опорных пунктов немецкой обороны.

Машину выкатили на твердеющую светлую ленточку проселка, и ездовые той же низиной увели своих битюгов обратно.

Мы, пять советских разведчиков, в немецких френчах натянутых прямо поверх гимнастерок, выждали какое-то время, сели в машину — двое в кабину, трое в кузов — и нахально отправились в селение, где располагались прифронтовые склады немцев.

У въезда на территорию склада стояла охрана. Но мы уже знали, что часовые несут службу больше по привычке, чем по необходимости. Никаких пропусков не оформлялось, а военные машины проходили через ворота, не останавливаясь.

Мы проехали беспрепятственно. Часовой у ворот бросил беглый взгляд на наш грузовик и отвернулся.

Медленно едем мимо длинных сараев с широкими дверями, выискивая склад обуви.

Наконец у одной из дверей замечаем двух немцев, которые выносили связки сапог на деревянную эстакаду. Выждав, пока фрицы снова скроются в сарае, разворачиваем машину, задним бортом подъезжаем к складу и все пятеро вваливаемся в помещение. Здесь четверо немцев: у дверей двое солдат-кладовщиков, а чуть дальше, за маленьким столиком — двое в черных офицерских плащах.

Выхватываем парабеллумы:

— Хенде хох!

Все фрицы поднимают руки, но делают это как-то равнодушно, без особого страха. Гришкин и Власов быстро разоружают сидящих за столом, в тот же угол подталкивают солдат от двери и держат всю группу под прицелом. Мы с Верьяловым и Дорофеевым таскаем в машину сапоги, связанные в пачки по десять пар. Все это происходит в считанные минуты и без единого слова. Немцы чувствуют себя спокойно, поглядывают с любопытством и, как мне показалось, с иронией. По реплике, брошенной одним из фрицев, догадываюсь, что нас принимают за мародеров-немцев, решивших воспользоваться обстановкой и казенным имуществом.

Уложив поверх груды сапог несколько объемистых тюков с серыми немецкими френчами, мы захлопнули двери склада, заняли свои места в машине и неторопливо выехали за ворота. Правда, нервы были напряжены предельно, казалось, что вот-вот запертые фрицы поднимут крик и шум, начнется кутерьма. Но гитлеровские интенданты предпочли благоразумно выждать, пока «мародеры» скроются. Они наверняка посчитали нас ослами — ведь на складе имелись куда более прибыльные вещи, чем сапоги.

Обратный путь к своим был стремительным и удачным. Немецкая машина, идущая к передовой с обмундированием, не вызывала подозрений, а последний рывок в условленном месте мы сделали внезапно и на большой скорости, так что нам вслед прозвучало лишь несколько запоздалых и нерешительных выстрелов.

Наша первая на Белорусском фронте операция позволила обуть многих солдат полка в новенькие кожаные сапожки с раструбами. Правда, их размеры не всегда соответствовали запросам, однако излишков все равно не осталось. Мы тоже позарились на новенькое, два дня щеголяли в трофейной обуви, но потом снова предпочли надеть свои испытанные брезентовые сапоги, тем более что наступала пора, когда нам пришлось бегать куда больше, чем сидеть.

Фронт готовился к очередному наступательному броску. Обстановка за передним краем быстро менялась и сведений о противнике требовалось все больше и больше. Одно задание следовало за другим. По нескольку суток подряд мы не только что не могли выспаться, а даже портянки, как говорится, перематывали на ходу. Не успев сдать приведенного «языка», мы получали новый приказ — проверить сведения, взятые при допросе пленного, и в ту же ночь отправлялись либо за контрольным «языком», либо к немецким окопам.

Боевые позиции полка располагались километрах в двух от села, занятого немцами. Много ночных часов проводили мы в жидкой грязи у траншей противника, порой подкрадываясь так близко, что слышали разговоры фашистских солдат. Мы установили и нанесли на карту огневые точки врага, в том числе два вкопанных в землю танка.

Трудились мы не зря — добытые сведения хорошо помогли при артиллерийской подготовке и прорыве немецкой обороны.

В период отступления обычная бдительность и подозрительность немцев поослабли. В этом я убедился, когда вместе с Власовым побывал в немецком тылу — небольшом провинциальном городке, отстоявшем от линии фронта на добрых два десятка километров.