Франтишек Фрида - Опасная граница - Повести

— Ничего, — солгал Маковец.

— Через пару дней будете молодцом.

«Успокаивает», — подумал Маковец. Никогда он так не хотел поправиться, как сейчас, когда стране нужен каждый боец. Кроме того, его огорчало, что он осложнил жизнь Стейскаловым. Не появись он, они могли бы уже уйти отсюда, раствориться в сумерках. Маковец догадывался, что они остались здесь только из-за него. Что же теперь будет? Юречка надеется, что скоро орднерам дадут по зубам и они подожмут хвосты.

Жаль, что у него не оказалось в нужный момент спичек. Мост был бы уже взорван, а теперь его захватили эти гады. Маковеца охватило беспокойство. Мост они отдала противнику, Пивонька убит, сам он тяжело ранен. Плохи дела.

Бедняга Пивонька! Маковец вспомнил, как он лежал под дорожной насыпью, а красный ручеек струился у него изо рта и исчезал в траве. Какой же он был добряк, этот ребенок с синими бесхитростными глазами! Если бы этот проклятый патруль пришел на пять минут раньше...

Нет, он не хочет ни в чем упрекать Юречку. Ведь парню самому все это неприятно и чувство вины, вероятно, будет преследовать его очень долго. Того, что случилось, назад не вернешь.

— Больно? — спросила Ганка, видимо, просто для того, чтобы нарушить молчание.

Он ничего не ответил ей: нельзя же все время лгать, И так видно, каково ему. Девушка подошла к нему и села на корточки, а потом перешла на диван, опасаясь, что в окно снова влетит пуля. Она была не похожа на мать. Кожа у нее была не такая белая, а глаза не такие карие. Только вот рот был такой же, как у матери, — немного широковатый, но красиво очерченный. Ганка поправила раненому подушку, одеяло. Он смотрел на ее тонкие руки и радовался тому, что рядом с ним сидит эта красивая заботливая девушка и хоть несколько минут он не будет думать о событиях последних часов. Но Ганка была слишком взволнована и не могла усидеть на месте. И вскоре он опять остался наедине со своими безутешными мыслями. Вновь и вновь он ругал себя за допущенные промахи. Проклятые спички!

Где-то в лесу послышались выстрелы. В комнату вбежал Юречка:

— Наверное, это наши отступают и столкнулись с орднерами! Это недалеко. Значит, они придут сюда, к нам. Так что приготовьтесь к дороге, чтобы потом не задерживаться. Маковеца мы понесем на носилках.

— Да мы давно готовы, — заверила его Стейскалова и снова посмотрела на чемоданы. Их было слишком много, С таким багажом вряд ли дойдешь до Красна-Липы. Правда ,у них есть маленькая тележка, можно будет погрузить все в нее. Но как везти ее по бездорожью? По шоссе ведь наверняка сейчас не пройдешь.

— Ты думаешь, они пойдут мимо нас? — спросил Маковец.

— Через Вальдек проходит маршрут нашего отхода. Не забывай, что к укреплениям пойдут и другие отряды — из Шлукнова, из Фукова... Если мятеж вспыхнул во всем районе, они будут отступать так же, как и мы. Просто нужно следить за дорогой и опушкой леса, чтобы они не обошли станцию.

Стрельба утихла. Юречка опять вышел и стал ходить по платформе. Крупный песок скрипел под его ботинками. Маковец немного приподнялся, хотел посмотреть в окно, но Стейскалова мягко прижала его к подушке:

— Лежите спокойно, прошу вас.

— Я не так плох, я бы мог... — заговорил он, но неожиданно накатившийся приступ боли заставил его замолчать и плотно сжать губы. Он едва сдержал стон.

Однако Стейскалова и так все поняла.

— Вот видите! — сказала она укоризненно. — Вам нужно лежать спокойно.

— Если придется туго... — начал было он. Пот выступил у него на лбу. Он ощущал безмерную усталость. Но он же все-таки мужчина и простреленный бок ему не помеха. Он не трус, у которого душа ушла в пятки. Он еще может стрелять из парабеллума. Только бы его удержать!

— Нужно немного подождать... — сказала Стейскалова.

— Чего? — выдохнул он.

— Может, кто-нибудь придет нам на помощь. Солдаты, жандармы, кто-нибудь... А потом мы отвезем вас в больницу.

Она говорила спокойным тихим голосом, будто рассказывала ему сказку перед сном. Если бы не боль, он бы закрыл глаза и слушал, слушал... Ему было хорошо подле этой женщины, к которой он всегда испытывал какое-то особое чувство.

Юречка что-то доказывал Стейскалу, и голос его проникал даже в комнату. Маковец представил, как он, должно быть, жестикулирует сейчас, то и дело проводит рукой по непослушным волосам. Лучше бы уж они спрятались, не подвергали себя опасности.

Юречка сожалел, что не был на холме с остальными, что ему не пришлось пострелять. Голос его прерывался от волнения. И все же Маковец уловил в его тоне тревожные нотки. Наверное, волнуется за девушку.