Николай Куликов: Между СМЕРШем и абвером. Россия юбер аллес!

— Уверенно ведешь, — заметил я. — Будто уже бывал в этих краях.

— Вчера подробно побеседовал с одним водителем и изучил дорожную карту, — откликнулся Дубовцев. — К тому же здесь грех заблудиться. В сторону «нашего» маяка всего одно шоссе, притом везде дорожные указатели!

Действительно, с чисто немецкой педантичностью вдоль дороги стояли столбики-указатели с названиями населенных пунктов, которые мы проезжали на большой скорости. Прочитав информацию на одной из табличек, Иван свернул налево, и мы еще некоторое время двигались по узкой проселочной дороге, которая вывела нас из леса на заснеженную холмистую пустошь. Я ощущал присутствие за спиной молчаливого смершевца, и мне было явно не по себе. Всю дорогу мои новые «друзья-чекисты» молчали. «Конечно, — горько подумал я, — для вас я фашистский агент, и при мне лучше не говорить ничего лишнего…» Снова в голову полезли неприятные мысли: «Теперь, когда я выполнил свою миссию, не захотят ли они от меня избавиться?» Но что-то мне подсказывало: этого не будет.

Наконец автомобиль остановился. Дубовцев на меня покосился, потом попросил, как он выразился, «подышать» свежим воздухом. Мне опять не понравился его тон. «Останемся один на один, надо будет с ним поговорить о наших дальнейших взаимоотношениях. Чтобы не считал меня своим «внештатным сотрудником» — а то уже распоряжаться начал, командир хренов!» После всего пережитого, когда возбуждение от схватки с полицией немного улеглось, я вдруг почувствовал сильную злость — в первую очередь на самого себя: «Дал себя втравить черт знает во что! Еще неизвестно, каким боком это мне вылезет! Чересчур сентиментальным стал: «Россия превыше всего… Род Дубовцевых…» Тьфу! Расчувствовался словно юная гимназистка!»

Вслед за мной через пару минут из «Опеля» вышел и старик; он явно ощущал себя не в «своей тарелке» — возбужденно ходил около машины, с каким-то недоумением озираясь по сторонам. Еще через пять минут показались Иван с напарником. Пожав друг другу руки, они перекинулись на прощание несколькими «дежурными» фразами — до меня донеслось только «Ни пуха, ни пера!». Мой «крестник» посмотрел в мою сторону: во взгляде Федора я уловил вместе с недобрым прищуром некий невысказанный вопрос — словно он хотел меня о чем-то спросить, но никак не решался. Потом Дубовцев пожал руку старику; тот явно волновался, а Иван негромко ему что-то объяснял, показывая в сторону моря. О том, что совсем недалеко за холмами-дюнами находится морское побережье, можно было легко догадаться по доносившемуся оттуда приглушенному шуму прибоя. Понял я и другое: скорее всего, следующей ночью старика со смершевцем заберет советская подводная лодка…

Вскоре их фигуры скрылись во тьме. Старик семенил налегке, связной нес на плече вещмешок с рацией, в руке — небольшой саквояж.

Я достал из кармана свой «зауэр» и, размахнувшись, с силой зашвырнул пистолет далеко в густые заросли засохшей желтой травы, выбивающейся из-под неглубокого здесь снега.

— Я свой тоже выбросил, — заметил Иван. — Береженого бог бережет!

— Ты же коммунист! — усмехнулся я.

— Ну и что? — непонимающе посмотрел на меня Дубовцев. — К чему ты?..

— К тому, что бога вспомнил… Вы же все атеисты.

— Вот ты о чем… Диспут на религиозную тему проведем как-нибудь в другой раз. А пока надо ехать!

…До маяка Сигулда-2 доехали минут за сорок. Там нас ждали: едва наш «Опель» подъехал к ограждению из колючей проволоки, за которым метрах в пятидесяти высилась внушительных размеров каменная башня с пяти-шестиэтажный дом, как к нам из караульной будки подбежал упитанный фельдфебель.

— Лейтенант Хольт, унтер-офицер Граве! — произнес он торопливо, едва заглянув в наши документы. — Вам приказано срочно возвращаться в город — в штаб 166-й абверкоманды!

— Что случилось? — спросил я. — Вы ничего не перепутали, фельдфебель? Мы прибыли сюда для специальных испытаний новой аппаратуры!

— Испытаний не будет, господин лейтенант! — ответил он. — Не могу знать, в чем причина, но вам приказано возвращаться!

Пока сюда ехали, практически всю дорогу молчали: под впечатлением недавних бурных событий каждый думал о своем. Зато во время обратной дороги в город между мной и Дубовцевым состоялся весьма примечательный диалог.

— Интересно, почему отменили испытания? — спросил я его. — Что-нибудь случилось с лодкой? Не ты ли со своим напарником руку приложил?

— Насчет лодки не знаю. Ты вот помянул напарника… Все хотел тебя спросить: узнал его?