Николай Куликов - Между СМЕРШем и абвером. Россия юбер аллес!

— Вроде бы нет… — ответил он не очень уверенно.

— Что-то насторожило?

— Вертелся тут один тип под окнами… Возможно, ничего особенного…

— Держись! Недолго осталось.

Мы попрощались и направились каждый в свою сторону. Я взглянул на часы: фосфоресцирующие стрелки показывали половину девятого.

…Тот тип, которого упомянул в конце разговора Горячев, был не кто иной, как Юзик Томашаускас. Сегодня с самого утра он места себе не находил! Убедившись, что находящийся в розыске «опасный государственный преступник» скорее всего прячется в доме старика Берзиньша, он со всех ног бросился в полицейский участок к брату. Однако тамошний дежурный — верзила с забавной фамилией Стучка — заявил ему, что Томашаускас-старший выехал со своим взводом на облаву в местечко Гробиня, что в двадцати километрах от города, и будет ближе к ночи.

Расстроенный Юзик не знал, что и предпринять. В нем боролись два противоречивых чувства: одно можно было назвать чем-то вроде «дисциплины». Хотя особо дисциплинированным Юозас никогда не был, тем не менее понимал: по всем правилам он должен был позвонить и обо всем доложить Вольдемару. Но против такого шага горячо восставало другое чувство — алчность. Юзик понимал: сообщи он о разыскиваемом Вольдемару или его коллегам в районное гестапо — и плакали его денежки! Такой печальный опыт у него уже имелся. Зато старший брат не подведет! Конечно, придется поторговаться, но уж триста-то марок он себе вытребует! В итоге борьба в душе парня длилась очень недолго: победила любовь к деньгам. Юзик твердо решил: он непременно должен дождаться старшего брата!

Еще дважды в течение дня Юозас как бы невзначай проходил мимо дома Берзиньша. Один раз он снова увидел старика — тот выходил в сарай за дровами. Но того, другого, он так и не высмотрел. Впрочем, Томашаускас был уверен: он там. Он должен быть там! Как всякий уважающий себя литовец Юзик был добропорядочным католиком (по крайней мере, к таковым себя причислял) — поэтому он успел забежать домой и горячо помолиться святой деве Марии: «Только бы мы с братом сумели застать у Берзиньша того мужика… Только бы он никуда не ушел…»

Забегая вперед, можно с уверенностью сказать: святая Мария вняла горячим просьбам раба божьего Юозаса…

2 января 1945 года, г. Лиепая

03 часа 30 минут

— Товарищ командир! Слышу слабые шумы винтов! Цель надводная, водоизмещение малое — скорее всего, тральщик сопровождения, — негромко доложил акустик, приподняв один из наушников.

— Отлично, Прохоров! — удовлетворенно кивнул Травин. — Теперь не пропусти подводную лодку!

— Не беспокойтесь, товарищ командир, мимо меня незаметно никому не пройти, — расплылся в улыбке молоденький старшина второй статьи с веснушчатым лицом.

Несмотря на свой юный возраст (ему только недавно исполнилось восемнадцать), Прохоров считался одним из лучших акустистов кронштадтской бригады подводных лодок. «Золотое ухо» — такое прозвище ему дали моряки травинской «щуки». Гидроакустический пост располагался в небольшом «закутке» в носовой части центрального поста. Сам «центральный» сейчас был ярко освещен: в нем находились, кроме командира и старпома, еще несколько подводников — все они заняли свои места по боевому расписанию.

Три часа назад, когда «Щ-147» всплывала, радист принял долгожданное и при этом весьма лаконичное сообщение из штаба: «Сегодня. Ноль-два, ноль-три…» Что означало: «второго января в три часа ночи ожидается выход в море немецкой подлодки». Расшифрованную радиограмму вручили командиру, после чего Травин приказал немедленно погружаться и занимать исходную позицию для торпедной атаки.

— Немецкий тральщик приближается, — снова тихо доложил акустик. — Через три-четыре минуты пройдет прямо над нами.

Все разговоры на лодке теперь велись приглушенно, почти полушепотом.

— Хорошо, Прохоров. Просто замечательно… — повеселевшим голосом констатировал Травин и подошел к штурманскому столику.

Около него склонился над картой старший помощник Бейшеналиев, что-то отмечая с помощью циркуля и линейки.

— Похоже, Григорий, мы с тобой не ошиблись, — обратился к нему командир. — Именно здесь у них фарватер!

— Летчикам спасибо — без авиаразведки нам бы его не определить, — отозвался старпом.

В помещение центрального поста вошел высокий худощавый офицер в темно-синей тужурке с капитан-лейтенантскими погонами. Приложив руку к черной морской пилотке, он приглушенным голосом доложил: