Линь так заботливо и с такими церемониями усаживал Оу в кресло, что она от смущения едва не выронила из рук хлебец с мясом.
Солнечные лучи над Ароматной зажглись густым золотом и тут же быстро погасли. Воды реки стали зеленоватыми, цвет их постепенно густел.
Оу и Линь принялись за хлебцы — это был весь их ужин. Вокруг не замолкал шум, смех, разговоры — людям, после долгого отсутствия возвращавшимся в родные края, было о чем поговорить. Слева, со стороны высокого дерева, неслись громкие вздохи какой-то женщины, плач малыша и визг расшалившейся детворы; а все кругом обжигали своим горячим дыханьем беспорядочная толкотня и суета переселенцев и истомленные зноем летнего дня земля и небо.
Оу и Линь уже доедали хлебец, когда вдруг откуда ни возьмись появился маленький буйволенок — видно, его везла с собой какая-то семья — и принялся бродить по лужайке среди отбросов. Буйволенок несколько раз обошел вокруг чьей-то яркой палатки, с самым забавным видом ее разглядывая, настороженно прядая ушами, прислушался к раздавшемуся внезапно автомобильному гудку и храбро боднул столик со швейной машинкой. Оу вскочила и пошла навстречу буйволенку, протягивая ему остатки хлебца. Буйволенок, широко расставляя все четыре ноги и высоко задрав короткий хвостик, пресмешно прыгал перед ребятишками. Оу сунула кусочек хлебца прямо в его коричневый, полный маленьких белых зубов рот, легонько потрепала по крутому упрямому лобику, и буйволенок тут же послушно потянулся за ней и доверчиво улегся у ее ног.
— Садись, посиди немного, — тихо сказала Оу Линю, отодвигаясь в самый уголок кресла.
— Нет, не надо, сиди спокойно. — Линь остался с задумчивым видом стоять позади, облокотившись на спинку.
— Я постою, — Оу встала, — а ты отдохни, а то ноги устанут.
— Нет, — Линь положил руку ей на плечо, — сиди, тебе говорят, я не устал.
— О чем ты задумался?
— Попробуй, может догадаешься?
— Да нет, я часто тебя не понимаю, — сказала Оу, поглаживая смирно лежащего у ног буйволенка. — Лучше ответь, веселые у тебя мысли или пет?
— Веселые. Пытаюсь представить себе, будто ты не швея из Дананга и не девочка из крестьянской семьи в Куангчи, а я не несчастный, забритый в вояки парень.
— И кем же ты меня в своих мечтах сделал?
— Ты — принцесса, путешествуешь и случайно оказалась в этом городе как раз в тот момент, когда город начал менять кожу.
— Не хочу быть принцессой!
— Что ж, тогда остается признать, что мы всего-навсего две песчинки, поднятые ураганом!
— Вечно тебе все не так! Вот несносный! Нет тут ничего веселого…
— Ну вот! Живем в такую минуту, о которой в старых книгах сказали бы: светопреставление! И мы с тобой именно в середине светопреставления встречаемся и влюбляемся друг в дружку…
— Ой, ну прямо как старичок рассуждаешь! Скажи лучше, что делать, когда домой вернемся? Если Нгиа и Кук поженились, значит, мы тоже родственники?
— Ну и что? Имеем полное право жениться, никаких таких обычаев нет, чтобы этому препятствовали!
— А ты меня и в самом деле любишь?
— Люблю. — Линь положил руки ей на плечи, и Оу вновь ощутила, что у него на левой руке осталось всего два пальца. Она осторожно погладила эту руку.
— Тебе больно?
— Нет. Прошло четыре года, болеть уже не может. Ты боишься сделать мне больно, поэтому так осторожна? Знаешь, четыре года назад, когда тот солдат выстрелил и попал мне в руку, у меня было точно такое же ощущение, как только что, когда ты ее погладила, — пальцы вдруг точно обожгло, а боли я никакой не почувствовал.
— Ну вот, опять ты придумываешь. — Оу выпустила его руку и обняла за плечи.
— Да нет же, не придумываю, правда так было. Наша группа уже выполнила задание и отходила, и возьми тот солдат немного правее, я наверняка почувствовал бы это жжение в спине, как раз там, где сейчас лежит твоя рука!
— Хватит, замолчи, от твоих слов жутко делается!
— Но ведь так бы и случилось! — Линь удержал руку Оу, которую она непроизвольно отдернула. — Это его величество случай, на войне такое может произойти в любую минуту. Если бы волей этого случая четыре года назад были бы покончены мои счеты с жизнью, не случилось бы другого, гораздо более худшего.
Оу резко обернулась к нему. Ее глаза, казавшиеся в сумерках огромными, были полны испуга.
— Что ты хочешь сказать?
Линь долго молчал, потом, сев на землю у ног Оу рядом с дремавшим буйволенком, ответил:
— Сама должна догадаться. У нас ведь вся семья революционная. Отца и мать каратели убили, я с малых лет с подпольщиками был связан. А сейчас что? Вот смотри, свидетельство об освобождении, выданное революционным комитетом.
Читать дальше